Южный поход

— Вот колдун ты чертов, заговорил все-таки вражеское оружие, — задыхаясь, сказал мне Миша. — Двадцать лет служу, ни царапины, а тут за пару мгновений все кишки наружу.

— Все будет хорошо, — сказал я ему. — Я сейчас тебя исцелю колдовством.

Послышался удар и звук падения тяжелого тела. Мы оглянулись и увидели невообразимое зрелище: посреди ворочавшихся на улочке и обезвреженных душегубов упал Вася Бурный, а целехонький Иваныч удирал от нас в боковой переулок. Неужели этот кровопийца и с Бурным умудрился справиться?

Подбежав к Васе, я обнаружил, что он лежит без сознания, но целый и невредимый. Иваныча уже и след простыл. Миша нещадно захрипел и мы снова кинулись к нему.

— Эх, колдун, так и не сказал ты, откуда явился, — прошептал Ломайло, сжимая мне руку с невиданной силой. Его глаза чуть ли не вылезли из орбит.

Я наклонился к его уху и прошептал:

— Я явился из будущего. Из две тысячи двадцать второго года.

Миша посмотрел на меня и хрипло засмеялся. Изо рта у него потекла кровь, а смех сменился стоном. Затем он затих и перестал дышать.

— Кончился дядя Миша, — тихо констатировал Жабий Нос. — А я с ним только что за одним столом сидел, жареный рис кушал.

— А я с ним только что повздорил не на шутку, — заметил я. — А он мне жизнь спас.

Неподалеку закричали люди. Оказывается, горожане, устрашенные зрелищем драки, вызвали ближайший патруль. Им оказались казаки, верхом на конях. Они помогли упаковать помощников Иваныча и отвезти их в место дислокации Суворова.

Вася Бурный к тому времени вполне очухался. Они наняли повозку и увезли тело Ломайло. Я поглядел им вслед и вместе с казаками поехал к командующему. Покой сегодня мне только снился.

Я ехал по улицам Туркестана в легком ступоре, не замечая низеньких заборов и домов, людей в халатах и осликов, носивших на себе вязанки дров. Наших солдат попадалось не так уж и много, видимо, их уже собрали на постой. Насколько я знал Суворова, он не задержится в городе надолго, а пойдет дальше, оставив здесь гарнизон дружественных казахов.

Когда мы приехали к полководцу, он как раз приехал с экскурсии по святым местам Туркестана, где осмотрел старинные мавзолеи.

— Да что же такое творится, — сказал он, увидев меня с пленниками. — Сколько ж можно аглицким агентам попадаться, Виктор? Опять они здесь набедокурили?

— Еще как, — заверил его я и рассказал, как погиб Ломайло.

Суворов нахмурился и гневно поглядел на пособников шпиона.

— Помню Мишу, как же не помнить. Огонь боец, в польскую кампанию голыми руками врагов ломал, недаром прозвище Медведь. Эй, почто человека хорошего зарезали, душегубы?

Пленники мрачно сидели на земле, а один, что принял меня за малахольного, почесал здоровенную шишку на макушке и пробурчал:

— Оно и есть, Медведь, чуть мне башку не проломил.

— В чем умысел ваш паскудный состоял? — спросил Суворов. — Чего ради за Стоиковым, моим избавителем, гонялись по всей России? Это вы воду баламутили в степях кайсацких?

Пленники продолжали молчать, тогда адъютант полководца, Петр Стрельцов, ожег ближайшего плетью и закричал:

— Молчать вздумали, псы подколодные?

Суворов поморщился, телесные наказания не входили в число его любимых развлечений. Стрельцов продолжал хлестать пленника, а тот пытался прикрыться руками и я крикнул:

— Хватит!

Адъютант порывисто оглянулся на меня. Глаза кровью налились, ноздри раздуваются.

— Они нашего офицера убили, их не то, что отхлестать, повесить надо на суку.

— Хватит бить связанного человека, — повторил я. — Он и так нам все расскажет.

— Молчат ведь, собаки! — закричал Стрельцов и снова замахнулся.

— Тихо, Петр! — приказал Суворов. — А этим людям даю последнее предупреждение. Или говорят про замыслы или расстрелять их. Немедленно. Ну?!

Пленники упрямо молчали и тогда Суворов крикнул:

— Адъютант, увести пленных и расстрелять. Немедленно.

Стрельцов ухмыльнулся и ткнул пленника плетью.

— Вставай, псина мерзкая. Выходите по одному, а ты первый пойдешь.

Пленники начали подниматься. В домик, где поселился главнокомандующий, вошел полковник Чернышев и майор Скляренко. Второй адъютант, Кушников, молча приблизился к арестованным и помог подняться.

Подойдя к двери, тот, что принимал меня за безумца, развернулся и бросился назад. Он шел первым и чуть не сбил остальных с ног.

— Куда? — заорал Стрельцов и полез за саблей.

Кушников рванулся наперерез пленнику, но его вмешательство не понадобилось. Приговоренный к казни упал на колени, ткнулся лбом в пол и запричитал:

— Не вели казнить, ваше сиятельство! Дай слово молвить, все скажу, как на духу!

— Пусть говорит, — разрешил Суворов.

Остальные пленники стояли у порога и их тоже подвели ближе.

— Смотри у меня, пес смердящий, — пригрозил Стрельцов саблей, когда пленник поднял голову и с надеждой поглядел на генералиссимуса. — Ежели вздумаешь шутки зубоскалить или небылицы брехать, прямо здесь зарублю.

— Все скажу, как на духу, — заверил пленник, потряс головой и закашлялся.

— Дайте ему воды, — приказал Суворов. — И посадите их всех на лавку.