Южный Урал, № 1

У меня — карандаш,
А у папы — резец.
Мы оба рисуем —
И я, и отец.
    Лежит предо мною
    Бумага, и вот
    На ней я рисую
    Большой самолёт.
Резцом своим папа
На медной пластине
Взгляните, какую
Рисует картину:
    Высокие сосны,
    За ними — озёра,
    А дальше — родные
    Уральские горы.
В горах этих летом
Бродили мы с ним,
Костёр разжигали
Вот здесь, у сосны.
    А там, где упали
    Косматые тени
    Я видел зайчонка,
    Направо — оленя.
Меня и оленя
И зайчика тоже,
Мой папа, конечно,
Всё вырезать может.
    Сижу я — ни с места
    Боюсь и дышать.
    Когда же я буду
    Вот так рисовать
На медной пластинке
Резцом да иголкой,
Как папа, умело,
Уверенно, тонко?
    Тогда я, ребята,
    (Скажу по секрету)
    Не только такую
    Картину, как эта,
А даже возьму
Нарисую на стали
Вождя дорогого…
Чтоб ласково Сталин
    Смотрел бы на наши
    Уральские горы
    И мне улыбался,
    Павлуше-гравёру.

РЫБКА

Ловит рыбка крошки,
Плавает, ныряет,
Чешуя на солнце
Золотом сияет.
Уж не ты ли, рыбка,
С дедом говорила
И дворец старухе
В сказке подарила?
Мне дворец не нужен,
И хоромы тоже…
Куклу я сломала,
Починить ты можешь?
Хвостиком вильнула,
Мне не отвечает,
В замок свой подводный
Тихо заплывает.
Кукла, как и раньше,
С головой разбитой…
Почему не хочешь
Мне помочь, скажи ты?
Всех морей царица
В дальних, дальних странах.
Почему у нас ты
В ящике стеклянном?
Знаю… догадалась…
Ты не золотая,
А совсем такая,
Самая простая…

* * *

Посмотри в окно, сестрёнка,
Если старый Таганай
Плащ из серых туч накинул —
Будет дождик, так и знай.
Если пал туман в озёра,
И на травы лёг росой —
Будет ясный день, весёлый,
Весь от солнца золотой.
Значит, можно без опаски
До вечерних рос с утра
Каменистою тропинкой
Целый день бродить в горах.
И бродить, и ждать, когда же
Выйдет к нам Хозяйка гор
И раскинет перед нами
Малахитовый ковёр,
Или Полоз вдруг, сверкая
Золотою чешуёй,
След свой огненный оставит
На земле и под землёй.

П. Мещеряков РОЖДЕНИЕ КРЕПОСТИ (Исторические заметки)

1

В зауральских просторах, над береговым крутоскатом Исети стоял угрюмый, властный Далматовский монастырь. На сотни километров раскинулись его владения. По лугам, извиваясь, бежали Теча, Суварыш, Ольховка, Крутиха. С давних пор на этом приволье возникли многочисленные поселенья и деревушки. Обитатели их были тяглыми монастыря-помещика.

За пользование угодьями крестьяне обязывались пахать монастырскую землю, сеять, убирать урожай, молотить, заготовлять сено, рубить дрова, возить строевой лес, строить мельницы, мосты, обжигать кирпич, очищать скотные дворы, пасти стада, охранять монастырь.

Много было монастырских «зделий»! У крестьян не оставалось времени для работы в своём хозяйстве.

Стонали тяглые от натуральных повинностей. С тяглых собирали деньги на ямщиков, на ведение войны с Турцией, на морской провиант, на постройку канала, на комиссаров по гривне, им же на хлеб по алтыну, на постройку хлебных магазинов. Были особые сборы: двадцатиалтынный, семигривенный, рублёвый, двухрублёвый. Собирали деньги драгунские, поворотные, кормовые, подымные, на починку кораблей, рекрутские, на воеводу.

Жили впроголодь, в курных лачужках. Монахи жирели на крестьянском труде.