«Не отрываясь, Завдят смотрит в окно и думает о том, что его ждет в Златоусте. Конечно, шансов на то, что он будет принят без задержек, — много. Но конкурс, наверное, большой. А вдруг его не примут — что тогда?
Одна мысль об этом заставляет Завдята стискивать зубы. Он прислонился лбом к стеклу».
Действительно, «страшно»! Стиснутые зубы… лоб прижатый к стеклу… Завдят Ганеев Вл. Гравишкиса впадает в страх, а читатель улыбается. Ведь нет оснований для волнений: пустой конфликт, пустые опасения. Об этом мы и узнаем через одну страницу из ответа завуча: «Поздравляю! Зачислим без экзаменов!» Теперь Завдят Ганеев «со всей остротой ощущает, какой тяжелый груз лежал у него на плечах». Теперь он спокоен. Но ненадолго. Вскоре он снова начал «нервничать», пока не пришло «долгожданное письмо». Правда, однажды еще по пути в г. Златоуст в вагоне у Завдята Ганеева появляется трезвая мысль:
«Да что же это такое, в самом деле? — рассерженно думает он. — Тридцать лет, а волнуюсь, как мальчишка. Глупо!»
И правильно — глупо: нет оснований для тяжелых переживаний. Все решилось просто, так, как это бывает в подобных обстоятельствах. Однако автор и в самом конце рассказа заставляет вздохнуть Завдята Ганеева, не имеющего никаких причин для этого: он и трудится хорошо, и учится.
Других ярких и запоминающихся характеров, во взаимосвязи и взаимодействии с которыми раскрывались бы положительные стороны характера Завдята Ганеева, мы не находим. Завуч поздравляет Ганеева, «пожимает руку и торопливо уходит». Девушка-секретарь поглядела на него с уважением. Поразительно и то, что положительный герой Ганеев, более знающий и опытный в своем деле, чем многие его товарищи, оказывается наивнее каждого из них и всех вместе взятых, не поддается никаким их разумным советам. Один из героев, секретарь цехового партийного бюро, говорит: «Я же тебе говорил — не волнуйся, примут. Вот видишь — и приняли». Другой: «Во-от! А ты-сомневался!» Однако Завдят Ганеев все сомневается и вздыхает. Образы других героев рассказа никак не способствуют выявлению положительных черт характера Завдята Ганеева, наоборот, они лишний раз напоминают о его неопределенности, рыхлости.
Но, может быть, характер положительного героя выявлен автором при других обстоятельствах, во взаимодействии с другими фактами и явлениями действительности? Нет, и этого сказать нельзя. Хотя автор и чрезмерно насытил рассказ плохо связанными с основным конфликтом описаниями завода, цеха, но они лишь бледно, невыразительно, а подчас натуралистически фиксируют обстоятельства труда Завдята Ганеева.
Все героем достигается очень легко, а описываются эти достижения еще «легче», с назойливым однообразием.
Один пример:
«Работа по восстановлению автоматики оказалась, как и думал Ганеев, не простой: часть деталей была утеряна, другая — износилась, и Завдяту пришлось самому делать все расчеты, чертежи и заказывать новые детали ремонтникам. Прошла целая неделя, прежде чем удалось собрать автоматику. Наконец полуавтомат стал автоматом».
Как видно, «не простая» работа, с расчетами, чертежами, с новыми деталями, превращение полуавтомата в автомат потребовали целую неделю. Целую неделю! Мы, к сожалению, не знакомы с инженерным делом, но и нам, неосведомленным в автоматах читателям, кажется, что превращение полуавтомата в автомат вещь более сложная, чем это старается представить в протокольной регистрации автор. И не так уж много для этого дела недели, если принять во внимание, что Завдяту Ганееву пришлось делать и расчеты, и чертежи, и заказывать (видимо не раз еще и проверять и выверять) детали. Герой же Вл. Гравишкиса решил эту непростую задачу очень просто.
Второй пример интересен еще и с другой стороны. Он напоминает то недавнее время, когда некоторые писатели ставили читателя в тупик туманными и громоздкими рассуждениями о винторезах и коленчатых валах, о гайках, шпинделях и шестеренках Этому искусу поддался и Вл. Гравишкис.
Нужно было нарезать левые гайки, но беда: шпиндели могли вращаться только в одну сторону. И Завдят Ганеев задумался..