Южный Урал № 13—14

Кричит сова — ночная птица.
По-детски плачет козодой.
Все спят в палатке,
                             лишь не спится
Одной девчонке молодой.
Что за напасть?
                      Какое горе?
О чем тоскует до утра?
Ночной степи глухое море
Вброд переходят трактора.
Лучами фар осеребренный
Их путь похож на млечный путь.
Быть может, говор их бессонный
Мешает девушке уснуть?
Иль песни отзвук отдаленный,
Иль, может, звезд глубинный свет?
К чему гадать?
                    И я влюбленной
Была в мои семнадцать лет.
Какое счастье до рассвета
Не спать мечтая,
                       тосковать,
Еще и в мыслях чувство это
Любовью не посмев назвать!

ГУДКИ

Гудки, гудки,
                  ваш голос зычный,
Будивший в юности меня,
Вошел подробностью привычной
В порядок трудового дня.
Уже на грани пробужденья,
Еще не встретясь с новым днем,
Как скорый поезд отправленья,
Приказа вашего мы ждем.
Когда я слышу на рассвете:
— Готов к труду.
— Готов к труду-у!
Мне громко хочется ответить:
— Уже иду.
     — Уже иду!
И я спешу друзьям навстречу,
Навстречу дню больших работ.
В пути едва ли я замечу
Седого вечера приход.
Но грянет час — его предвижу,
Когда средь близких голосов,
Быть может, далее не услышу
Ваш удаляющийся зов.
А мир труда, широк и светел,
Услышит ваш призыв к труду,
И за меня мой сын ответит
Всей силой юности:
                           — Иду!

ТВОЙ ДОМ

Ты часто говоришь:
                           — Мой дом.
А так ли это, друг?
Ты создавал его трудом
Своих горячих рук?
Когда в родном твоем краю
Кипел смертельный бой,
Спасал ты Родину свою,
Прикрыв свой дом собой?
Готов ли все ты перенесть,
Чтоб в доме счастью быть?

Весьма сомнительная честь

На всем готовом жить!

Елена Цугулиева ХОРОШИЕ ЛЮДИ (Рассказ)

В палате № 12 стоит семь коек. Крайнюю слева занимает Анна Андреевна, полная брюнетка лет тридцати пяти. Рядом с ней лежит молоденькая большеглазая девушка, Валя, болевшая плевритом. Два места занимают старухи — бабушка Мосина с пневмонией, и бабушка Сильченкова с инфарктом. Направо от двери лежат Мотя, недавно перенесшая операцию желчного пузыря, — лицо ее еще сохраняет неестественный лимонно-желтый оттенок, — и Марья Тарасовна, пожилая женщина, худая и высокая. По ее чуть выкаченным глазам можно угадать и недуг, приведший ее сюда, — базедову болезнь, или как ее тут коротко называют — базедку. Последняя, седьмая кровать у окна пустует.

Тяжело больных в палате нет. Одной только бабушке Сильченковой врачи еще не разрешают вставать. Остальные все выздоравливают и поэтому сейчас палата скорее напоминает комнату в доме отдыха или обычное женское общежитие, где старостой неофициально считается Марья Тарасовна, особа строгая и решительная. В депо, где она работает кастеляншей, ее уважают и постоянно выбирают в партбюро. Она любит дисциплину и точность, и здесь добровольно взяла на себя обязанность следить за порядком.

Женщины лежат тут уже давно и за это время успели сдружиться. Нередко на их оживленные беседы заглядывает палатная сестра и, улыбаясь, просит:

— Вы бы, девушки, потише. По всему коридору слышно.

И «девушки» послушно смолкают.

А поговорить есть о чем. Здесь, в больнице, жизнь идет своим чередом. Каждый день происходят интересные события. То пробежит мимо и заглянет в дверь больной из соседней мужской палаты, «кузнечик», как его окрестили за худобу и зеленую пижаму. И тогда все дружно начинают поддразнивать Валю, ради которой «кузнечик» якобы так часто пробегает мимо их палаты. То придут соседки из хирургического отделения и расскажут об особенно сложной и удачной операции. Или сестра сообщит, что привезли нового больного с каким-нибудь мудреным недугом. Или, наоборот, выписывается кто-нибудь из «старожилов» и придет попрощаться.