Южный Урал, № 5

— Выставляя себя на первый план, — говорил он, — Генин старательно замалчивал всех других. Даже в таком разделе, как «Плотинное дело», Генин ухитрялся не отметить главного. В одном месте даже написал: «А плотины, завод и мануфактуры строю крестьянами, которые приписаны к заводам»… Выходит, строил он, Генин. В действительности же известно, что место для екатеринбургской плотины выбирал Татищев, а строил ее и верхисетскую плотинный мастер Злобин, посланный Демидовым… О первых строителях таких плотин, об истоках их знания и опыта, о их ближайших сотрудниках хотелось бы знать гораздо больше, чем мы знаем сейчас. Историкам надо направить свои усилия в сторону изучения творческой деятельности тех простых людей — уральцев, которые мало или вовсе не показаны в материалах генералов-строителей…

У П. П. Бажова был свой подход к изучению истории Екатеринбурга. Он, например, критически относился к историческим трудам Чупина и Мамина-Сибиряка. Ему хотелось видеть в этих трудах основную фигуру истории — рабочего и его труд. О тружениках Урала Павел Петрович не забывал никогда. Он всегда ориентировал специалистов на изучение истории труда, его своеобразных форм и особенностей в условиях Урала.

«Были знаменитые мастера, да только в запись не попали» — эти слова Павла Петровича звучат, как завет его будущим певцам Урала. Сам человек труда, он хотел, чтобы люди труда стали основными героями как историко-научных, так и литературно-художественных произведений.

* * *

Вспоминается встреча с П. П. Бажовым в 1936 году в издательстве. Павел Петрович крепко тогда пожурил меня и Ладейщикова за неудачные статьи о Мамине-Сибиряке.

— Вы все на социологию напираете — народник или не народник. А ведь Мамин-то художник, да еще какой. Вот о художнике-то и надо говорить…

Спросил я его, над чем он работает. Павел Петрович хитро улыбнулся.

— Над словом работаю… Работа у меня ювелирная…

Тогда я не знал, что Бажов написал свои первые три сказа — «Дорогое имячко», «Про великого Полоза», «Медной горы хозяйка». Вскоре эти сказы появились в книге «Дореволюционный фольклор на Урале».

Непонятно было только, почему они печатались как сказы Хмелинина. П. П. Бажову — замечательному уральскому сказочнику было отказано в праве назвать своими собственные произведения.

Некоторые свои вещи в этот период Павел Петрович подписывал псевдонимом Колдунков. Я удивлялся, почему он избрал такой псевдоним. Узнал я об этом значительно позже, когда однажды зашла у нас речь о значении различных фамилий.

— Есть у нас в Сысерти Чепуштановы, их еще называют «береговики». Почему так? Оказывается, у Даля чепуштан — это береговой лес для сплава. А то есть еще Темировы. Эта фамилия татарского происхождения. По-татарски, темир — железо. Жил, наверно, на заводе татарин, какой-нибудь Темирко. Вот от него и пошли Темировы. Да взять хотя бы мою фамилию — Бажов. Ведь она от слова «бажить», что значит колдовать. Отсюда слово «набажил» — наговорил, напророчил то-есть.

«Эге, вот откуда появился Колдунков», — подумал я.

Впрочем, псевдонимов у Павла Петровича было много: Осинцев, Старозаводский и даже Чипонев, что означало: читатель поневоле.

* * *

Псевдонимом «Чипонев» Павел Петрович подписывал свои рецензии, как правило, резко обличительные. Гневно выступал он против «коммерции» в литературе, против бездушного ремесленничества. Но еще суровее становились его рецензии, когда тот или иной автор, прикрываясь званием советского писателя, протаскивал в литературу враждебную идеологию. Когда однажды С. Шмаков напечатал рассказ «Чужие записки», Павел Петрович выступил с рецензией под заголовком «Чужие записки или записки чужака».

Эта сторона деятельности П. П. Бажова почти неизвестна широкому кругу читателей. Между тем публицистические выступления Павла Петровича предшествовали его литературно-художественной деятельности. Для многих, знавших Павла Петровича в 20—30-е годы, он был прежде всего автором историко-революционных брошюр, критических статей и рецензий, корреспондентом «Крестьянской газеты», очеркистом.

Сам писатель впоследствии указывал на огромное значение для него работы в газете.

— Газета пробудила во мне любовь к очерку. Я стал еще сильнее присматриваться к особенностям народного языка, изучать быт народа.

В 30-х годах П. П. Бажов стал близок к литературной организации Свердловска, но почти не принимал участия в литературных спорах. Уже в то время он пользовался популярностью как исключительный знаток Урала, как историк и краевед, никогда не замыкавшийся в узкие рамки своей специальности. Его очерки о деревне Любиной захватывали острым чувством современности, жизненной правды, глубоким знанием крестьянского быта. С страстной заинтересованностью писатель отмечал ростки нового, следил за каждым шагом по пути строительства новой жизни. Самый старый из уральских литераторов, он являлся самым молодым в смысле активного отношения к действительности. «Живое чувство современности», чувство нового никогда не изменяло ему.

* * *