Стоит напомнить, что последнее из несомненно принадлежавших Мессии откровений, сводилось к тому, что "плоть и кровь теплокровных скотов суть мерзость для Белых Коровок". Слово "теплокровные" попало в это наитие потому, что такой продукт питания, как например рыба, пользовался у Мессии особой любовью, отчего он и не чувствовал себя вправе лишить истинно верующих этого дара Божия.
Упомянутые фанатики, проявляя неуместное рвение и не задумываясь о том, что оно может стоить многим из них жизни и свободы, обнародовали новое Откровение, имевшее следующий вид: "все, исходящее от мертвых скотов, суть мерзость для Белых Коровок". Слово "мертвые" попало в это наитие потому, что такой сельскохозяйственный продукт, как например овечья шерсть (а вернее -- изготовленная из нее одежда), пользовался у них особой любовью, отчего они и не чувствовали себя вправе лишить истинно верующих этого дара Божия.
Но даже и в таком виде новая Заповедь требовала, чтобы Священные шестьдесят три поступились массой удобств. Кожаной обувью, живописными поясами, костяными ручками ножей, гребешками, сальными свечками... Впрочем, они были готовы следовать букве этого предписания, поскольку оно давало им нечто такое, чего жаждут все религиозные люди, а именно -средство помучить самих себя. Так все и шло до настоящего утра, в которое на рыночной площади появилась, неспешно фланируя, совсем недавно прибывшая из дикой Московии, еще горящая пылом самоотречения и ничего не ведающая о местных обычаях и законах компания крепышей в только что купленных пеньковых сандалиях.
Один из них вдруг вспомнил, что у него вышли сигареты, благо табак не происходил от теплокровных животных, ни даже от мертвых. Не зная ни слова по-итальянски, он зашел в табачную лавочку и жестом изобразил процесс курения -- так умело, что владелец лавочки сразу все понял и вручил ему пачку. Тут крепышу пришло в голову, что ему не помешают и спички. Это потребовало жеста более сложного, столь сложного, что пожалуй никто, кроме непентинца, одаренного, как и все представители его народа, живой интуицией, не смог бы и отдаленно понять, что именно требуется апостолу. Табачник оказался на высоте положения. С улыбкой добродушного понимания он выложил на прилавок крошечный коробок восковых спичек ценою в два су.
На том все бы и закончилось, если бы не новое Откровение, побудившее здоровяка-иноземца исследовать состав предлагаемого товара. Он вытащил одну спичку и внимательно ее оглядел. Затем, пальцами растерев ее в порошок, поднес к носу и неодобрительно принюхался. Результат исследования показался ему в высшей степени подозрительным. Пчелиным воском тут и не пахло, спичку явно изготовили из сала мертвых животных, каковые есть мерзость и нечистота. Будучи человеком благочестивым и по-юношески пылким, он поступил в точности так, как поступил бы, столкнувшись с подобной провокацией, у себя в России. Последовал третий жест, жест отвращения и неодолимого гнева, -крепыш швырнул коробок табачнику в лицо.
Опять-таки и на этом все могло бы закончиться, окажись торговец русским. Русские люди ценят прямые поступки.
Но торговец был местным уроженцем.
Для того, чтобы как следует разобраться в последующих событиях, необходимо иметь в виду, что здешние табачники занимают особое положение. В местном обществе они стоят на уровне более высоком, чем в других странах. Они не просто частные торговцы, не рядовые граждане, они -- в определенном смысле -- состоят на государственной службе. Итальянский табачник уполномочен продавать carta bollata(47), то есть снабженную официальными печатями бумагу, используемую для написания контрактов и прочих требующих регистрации юридических документов; он торгует табачными изделиями и марками -- и то, и другое является монополией государства; он продает (по особой лицензии) восковые спички, каждый коробок которых обложен налогом -- столь мизерным, что покупатель его и не замечает, но дающим такие суммы, что государство из одной только этой статьи дохода выплачивает ежемесячное жалованье всем своим колониальным судьям, по сорок пять франков каждому. Очень разумный налог. Дон Франческо, имевший представление о политической экономии и кое-что знавший о жизни в Англии, ибо он проповедовал перед тысячами шахтеров-католиков Уэльса и был исповедником нескольких сот католических дам в Мэйфэре (он занимался бы этим и поныне, если бы не небольшая contretemps(48), приведшая к столкновению между ним и иезуитами с Маунт-стрит) -- дон Франческо, наделенный всеми качествами, необходимыми для изложения мнений южанина, часто обращался к этому налогу на спички, желая доказать превосходство усвоенных его страной методов управления перед теми, что практикуются в Англии. Вот что он говорил в обществе близких друзей: