Южный ветер

В голову ему пришло услышанное от Кита, когда они катались на лодке. То, что этот человек способен жить за счет шантажа и женщин, у него сомнения не вызывало -- Мулен именно так и выглядел. Мерзейшая личность, еще и скрывающаяся под придуманным именем. Вид его вызвал у мистера Херда раздражение. Какие у него там могут быть дела? Ретлоу! Он вновь попытался вспомнить, где ему приходилось слышать это имя. Что-то с ним было связано смутно неприятное. Да, но где? Дело давнее, это во всяком случае ясно. На краткий миг епископа охватила уверенность, что он вот-вот вспомнит. Но потом голова его вновь опустела; возможное откровение ускользнуло и возвратиться не пожелало.

Войдя, наконец, в тенистый садик виллы "Мон-Репо", он почувствовал немалое облегчение. На камнях у входа в дом сидела похожая на сфинкса старая Катерина. На коленях у нее лежало вязание -- коричневая шерсть, непривычной формы спицы -- нога упиралась в основание колыбельки, которую старуха время от времени покачивала. При появлении епископа она поднялась и без тени дружелюбной улыбки застыла, напоминая какую-то жрицу. Госпожа дома? Нет, ушла. Ушла! Куда? Высохшая коричневая рука, словно обнимая вселенную, рассекла воздух решительным, но загадочным жестом. А когда вернется? Никакого ответа. Только глазами слегка повела кверху, как бы говоря: "Бог ее знает!"

-- Подожду, -- решил мистер Херд.

Он миновал устрашающую ведьму, казалось, источавшую нацеленную на него враждебность, и вошел в гостиную сестры. Придется подождать. И он стал ждать. Он просмотрел лежавшую в гостиной кипу иллюстрированных газет. Ожидание затягивалось. Комната неуловимо изменилась, в ней появилось что-то почти неопрятное. И роз больше нет. Прошел час. Сестра так и не появилась.

Ушла. Как ни придешь, она ушла. Что бы это могло значить? Где она может быть? Как-то все это загадочно, неприятно.

В конце концов он вытащил часы. Десять минут первого. Больше ждать не имеет смысла. Он написал короткую записку, оставил ее на письменном столе и мимо непроницаемой Катерины, едва оторвавшей взгляд от вязания, вышел в сад. Надо будет отыскать повозку, доставить себе удовольствие, спустившись вниз на колесах. Для ходьбы в этот час слишком жарко.

Неторопливо шагая, он вдруг заметил знакомый, открытый на улицу дворик -- здесь жил граф Каловеглиа. Повинуясь внезапному порыву, епископ вошел в стоявшие настежь, как бы приглашая его, двери под массивным порталом. В тени смоковницы сидели, беседуя, два пожилых господина; одного из них епископ не знал, но догадаться, кто он, было нетрудно -- мистер ван Коппен, американский миллионер, частый, как говорили, гость у графа.

Перед ними стояла на пьедестале бронзовая, позеленевшая от времени статуэтка.

-- Как любезно с вашей стороны, что вы заглянули ко мне, -- сказал итальянец. -- Прошу вас, располагайтесь поудобнее, хотя, боюсь, эти кресла не самой новейшей конструкции. Вы окажете мне честь, разделив со мной скромную трапезу, не правда ли? Мистер ван Коппен тоже составит нам компанию.

-- Вы очень добры.

-- Счастлив познакомиться с вами, -- сказал миллионер. -Кит как раз вчера рассказал мне о вас так много хорошего! Оставайтесь. Граф Каловеглиа затронул очень интересную тему -я приехал бы с другого конца света, только чтобы послушать его.

Граф, явно смущенный такими хвалами, прервал миллионера, спросив:

-- Как вам эта бронза, мистер Херд?

Вещица была красоты исключительной.

Совершенный с головы до пят, покрытый мерцающей золотисто-зеленой патиной "Локрийский фавн" -- получивший название по месту его обнаружения -- нес на себе так называемый отпечаток индивидуальности, который мастера древней Эллады сообщали каждому бронзовому изделию, уцелевшему от тех времен. Возможно, это их творение было лучшим из всех известных. Не удивительно, что оно вызвало бурный восторг у немногочисленных, очень немногочисленных, не склонных к излишней болтовне любителей, которым было дозволено осмотреть реликвию до того, как ее тайком вывезли из страны. И как они ни скорбели по поводу того обстоятельства, что статуэтке предстоит, по-видимому, украсить собой музей мистера Корнелиуса ван Коппена, иноземного миллионера, ни один из них даже в глубине души не упрекнул графа Каловеглиа за его поступок. Ибо все они любили его. Его любил каждый. И все понимали, в каком положении он находится. Живущий в нужде вдовец с дочерью на выданьи, девушкой, обожаемой всеми за красоту и чарующий характер.