Южный ветер

-- Что-то удивительное есть в извивах этого гладкого ствола, в тяжко опушенных ветвях, наводящих на мысль о плодородии. Сколько чувственного в их кривизне! Доброе дерево, благосклонное к людям, к их жилищам, к их размеренному существованию. Вот почему мы так пестуем его. Мы все здесь утилитаристы, мистер Денис, мы постоянно помним об общем замысле, составляющем основу жизни. Помимо пищи, смоковница дает нам желанную в это время года тень, зимой же листья ее опадают, позволяя солнцу проникать в наши жилища. Под нашими окнами вы не найдете вечнозеленых растений. Мы знаем цену солнечному свету, недаром говорят: куда входит солнце, не входит врач. В Англии солнце светит слабее, и тем не менее англичане некогда впали в ошибку, позволив восторжествовать в архитектуре георгианскому стилю. В ту пору полагали, что дома существуют, чтобы на них любоваться, а не жить в них. Желая сохранить верность традиции и забывая о различиях в климате, англичане окружили падубами особняки, в итоге становящиеся по зимнему времени сырыми и мрачными, сколь бы ни чаровал их наружный вид тех, кому по сердцу холодные линии Палладио. Я слышал, вы не так давно побывали во Флоренции? Пойдемте! Посидим в доме. Во дворе нынче слишком жарко. Мой старый слуга сейчас принесет нам чай. Или быть может вы предпочли бы немного вина с печеньем? Или стакан ликера? ... Итак? О Флоренции.

-- Я до их пор не могу разобраться в своих впечатлениях, -- ответил Денис. -- Кое-что в ней потрясает.

-- Потрясает? Возможно, оттого, что вы не увидели движения в его непрерывности, не проследили течения до самых истоков. Я могу понять ваши чувства. Но не стоит потрясаться творениям этих людей. То были милые люди, забавлявшиеся с искусством подобно ребенку, нашедшему давно потерянную игрушку. Жаль, что их так сковывали условности религиозных догматов. Взятое само по себе, Возрождение способно потрясти, оно рвется вверх, словно зловещая лилия из земли, пропитанной кровью тысячи битв. Позвольте, я отведу вас к подлинному истоку.

И граф показал ему ту самую статуэтку, "Локрийского фавна". Дениса она очаровала.

-- Вам приходилось слышать о сэре Герберте Стрите? Он также высоко оценил эту вещь. В настоящее время он консультирует по вопросам искусства мистера ван Коппена, моего покровителя, который, как я слышал, со дня на день должен здесь появиться.

-- Стрит? Я встречал его в доме моей матери. Из музея в Южном Кенсингтоне, так? Обедать с ним одно удовольствие. Он из тех, о ком непременно упоминают в вечернем выпуске каждой газеты. Такого рода человек. При всем том, он написал неплохую книгу о сиенской школе. Мне она понравилась, а вам?

-- В ней чувствуется хороший знаток -- с точки зрения коллекционера. Он несколько раз гостил у меня, что позволило мне оценить и высоко оценить его достоинства. Так вот, если вы сравните этого "Фавна" с произведениями флорентийцев, вы поймете, что я имел в виду, когда говорил об истоке. Они различаются не только техникой исполнения, но и внешним обликом. Человека, который его изваял, не заботили ни вы, ни я, ни он сам. У него не было личных причуд и капризов. Его искусство чисто интеллектуально, оно, подобно глетчеру, существует само по себе. Вот откуда бьет кристально чистый ключ. А становясь рекой и набирая силу, он мутнеет, обесцвечивается, ибо наполняется чуждыми ему элементами -личностью художника, его эмоциями.

-- Да, я это тоже замечал, -- сказал Денис. -- Мы называем это недугом мышления. Так вы говорите, "Фавна" нашли там, на материке?

-- Невдалеке от старинного города Локри, на все еще принадлежащем мне клочке земли. Подозреваю, что там еще откопают немало греческих реликвий. Несколько лет назад мы нашли Деметру, сильно пострадавшую мраморную голову, она теперь в Париже. В ясные дни это место можно разглядеть прямо отсюда, с крыши моего дома. Те люди, мистер Денис, были нашими учителями. Не позволяйте обмануть себя рассказами о развратной роскоши, царившей некогда на этих берегах, не забывайте, что ваши представления о той эпохе преломлены стоицизмом римлян и английским пуританством, в сердце которого гнездится зависть -зависть несовершенного существа к тому, кто осмеливается полностью выразить себя. Мир заражен чумой -- чумой умеренности. Не кажется ли вам, что человек, создавший этого "Фавна", имел право на хороший обед?

-- Я пока не совсем в нем разобрался, -- сказал Денис, продолжая разглядывать статуэтку.

-- Ага! Что вы ощущаете, глядя на него?

-- Тревогу.