Ив Сен-Лоран

Двадцать лет прошло с момента появления в Париже маленького принца моды. Наступил возраст мужчины. «Надо черпать в своих корнях, в своих коллекциях, которые стали моим стилем и которые я постоянно углубляю и перерабатываю». Теперь он говорил это как официально признанный кутюрье, каким был в свое время Диор. «Перед пугающим видением этой карикатурной женщины, перед этой карнавальной куклой, перед этой кучей старой одежды прошлого десятилетия, перед этой смесью уродства и насмешек в последних коллекциях prêt-à-porter я чувствую себя абсолютным чужаком. Я не рисую платья для женщин-вамп или девушек легкого поведения. Я хочу соблазнительную моду, а не вызывающую».

Но он все же Сен-Лоран, все его противоречия становились в его руках красотой. Были испанские женщины с веерами из перьев, золотые тореро и сандалиях на шнуровке, балерины в пачках, норковая шапка красной императрицы. Муния, как маленькая маркиза, подметала первый ряд своим черным плащом. Парикмахер Александр вспоминал: «Нужно было, чтобы Муния родилась. Он вылепил из нее черную жемчужину. Это был танец — павана[726], скольжение ног. Она медленно изгибала тело, как актриса немого кино. Он приходил — она пробуждалась от сна, поднималась, чтобы поприветствовать его. Господин Сен-Лоран очень чувствителен к женскому телу. Красивое тело звало его. Он всегда искал в женщине что-то особенное — волосы, божественные изгибы. Его поэзия просходит от этого».

Было еще это платье — номер 112, которое дефилировало между «Севильским цирюльником» и «Проектом Аллана Парсона» в бесконечном блюзе. Два браслета со стразами. Прическа «волна». Кружево на спине, словно скрипка из кожи, мелькнувшая за вуалью. Такой таинственной атмосферой он объявлял начало 1970-х. Девять лет спустя оно вернулось как воспоминание о любви, и начиналась новая история. «Надо всегда преодолевать себя в этой бесчеловечной, изнурительной профессии. Я последний великий кутюрье. Высокая мода закончится вместе со мной».

Творчество в красном цвете

В 1979 году журнал Vogue праздновал «большое возвращение» Высокой моды, прописав ее основное назначение: одевать небольшое количество очень элегантных женщин, чьи желания и потребности были известны. Лулу де ла Фалез под руку с Сесилом Битоном подавала пример и позировала в ансамбле Ива Сен-Лорана: жакет из черно-белого холста от Моро, черная юбка из габардина от Гандини, футболка из черного шелкового джерси от Расин и шляпка. Vogue подытожил: «Годы сумасшествия закончились, назад к спокойствию, к чистому разуму, к полезной красоте, к понятной поэзии, к сверхутонченности простоты».

На следующий год, в 1980-м, Франсуа Трюффо представил фильм «Последнее метро» с Катрин Денёв, Жераром Депардье, Хайнцем Беннентом, Андреа Ферреоль. Кто теперь забудет норку, черные чулки, черную юбку?! «Костюмы, — рассказывала Катрин Денёв, — были сделаны кинофирмой SFP. Но у меня было много одежды от Сен-Лорана: он как раз только что запустил свою коллекцию, вдохновленную 1940ми». Первое появление актрисы — в вуалетке, сделанной модисткой из модного Дома Ives Saint Laurent.

В воздухе носился аромат ностальгии. Мода опять спряталась в прошлом. Париж стал свидетелем возвращения 1950-х и парижанок на каблуках, воссозданных Алайей и Тьерри Мюглером. Демоническая Лулу превратилась в ангела красивых кварталов. Она больше не пьет, сообщал Энди Уорхол в своем дневнике от 11 февраля 1980 года. Но Лулу говорила, что порой грустила, потому что всегда хотела быть веселой, и что Ив принимал «миллионы таблеток». Что касается Пьера, он жил своей жизнью, завязал длительные отношения с молодым и долговязым американцем Мэдисоном Коксом, который вскоре стал ландшафтным дизайнером.

В июле 1979 года Ив Сен-Лоран начал серию оммажей[727], первый оммаж был самому себе: он дал уменьшенный вариант коллекции «Мондриан», версия «костюмы». «Надо было найти новое равновесие, новую стабильность», — говорил он, будто под угрозой опасности напрягая линии своих силуэтов. Плечи прямые, ноги нарисованы одним штрихом. «Мондриан — это чистота, и в живописи невозможно дальше чего-то достигнуть в чистоте. Эта чистота напоминает Баухауз[728]. Шедевр ХХ века — это Мондриан».

В течение зимы 1980 года Ив Сен-Лоран также процитировал Арагона (вышивка «Глаза Эльзы»[729]) и Кокто («Разбитое зеркало»). Он вышил на розовом пальто «солнце, я черный внутри» как дань уважения Скиапарелли, которая расцветила это солнце золотыми лучами по эскизу Берара. Он вернулся к театру, придавая Высокой моде дополнительное содержание: всегдашнее умение пробудить в той, кто надевал его бальное платье, иллюзию, что она носила его как роль. В этом сезоне на пальто синего ночного цвета можно было прочитать вышитые золотыми буквами слова Аполлинера: «Все ужасно». Ив Сен-Лоран сделал еще один подобный набросок: на модели была бы вышита строчка «И я не хочу, чтобы ты любил», рядом с рисунком читается его рукописная пометка: «Мое пальто тоже становится идеальным».