Иван

— А вон оттуда, — подхватил Илиеску, махая рукой вдаль, — русские жахнули из пушек. Хорошо, досюда не долетало. Погромыхали, а после затихли. То ли в них истребители попали, то ли они повернули стрелять в другую сторону. Если немцы наслали столько самолетов, десятка два, считай, — ясное дело, они этой дорогой отступают, сколько их от дивизии осталось… Лучше бы они эти свои самолеты третьего дня послали, на мост, — добавил он, отворачиваясь и сплевывая в досаде. — Бойни было бы помене…

Дарий решительно нагнулся и взял свой ранец.

— А теперь что ж, — сказал Замфир, помогая ему приладить ранец на спине, — теперь как Богу угодно. Ежели русские повернули пушки в другую сторону, значит, дорога нам перекрытая, и тогда придется обходить их с тылу, крадучись, пока не пробьемся к нашим.

— Не бойсь, — ободрил его Илиеску. — Прокрадемся. Нам не впервой…

Они вышли на широкую ухабистую тропу, которая врезалась в самую глубь кукурузного поля.

— Мне снился сон, — начал Дарий, ни на кого не глядя. — Как будто зима, Яссы, и я рассказываю знакомым про Ивана…

— Красота, — сказал Илиеску, видя, что молчание затягивается.

— Раз сон про Ивана, это к добру, — присовокупил Замфир.

— Но вот один там, лейтенант, сказал, что мы плохо сделали, что нельзя было терять столько времени; что, если мы его пожалели, надо было застрелить, чтоб не мучился. А не тащить с собой.

— Да, так оно положено, — согласился Илиеску. — Но вы же сами видите, счастье-то он нам принес…

— Правда, мы тоже постарались, — подхватил Замфир. — Тешили его, разговоры разговаривали.

Дарий вдруг остановился, взглянул на одного и на другого.

— Слушайте, ребята, это мне кажется, или тут цикад целый миллион? Оглохнуть можно…

— Мильон, господин студент, — подтвердил Замфир. — Прорва цикад, так оно всегда об эту пору… — Он улыбнулся. — Вы, верно, давненько не бывали в деревне по летнему времени.

Дарий молча посмотрел на него, снял каску и, резко крутанувшись, зашагал дальше.

— Странный сон, — вернулся он к своему рассказу после долгой паузы. — Никак не нащупаю смысл. Почему то, что я собирался сказать Ивану здесь, пару часов назад, когда вы меня окликнули, почему во сне это было так важно? Любопытно, правда? — спросил он, обернувшись к Замфиру.

— Сны, — сказал тот. — Разве их разберешь?

— И у снов есть свой толк, ежели в них соображать, — заметил Илиеску.

Дарий покачал головой и прибавил шагу.

— Нет, я думал о другом, когда сказал «любопытно». Это любопытно, потому что во сне я был убежден, что сейчас выскажу Ивану какие-то очень глубокие вещи и что только ваш оклик помешал мне это сделать. С другой стороны, во сне же я не мог вспомнить, что это были за глубокие вещи, в голове вертелось только начало: «ряд очевидных, но взаимоисключающих обстоятельств». Пусть сейчас эта формула кажется мне достаточно банальной и стилистически беспомощной, я-то знаю, о чем шла речь. Об откровении. И если бы вы нас не перебили, Иван узнал бы от меня кое-что из моих «взаимоисключающих обстоятельств». Взять, например, Лауру, ту девушку из Ясс. Она знала и знает свой способ быть очевидной. Но я не только про нее. Еще, например… Еще… Еще взять, например, мою слабость к философии…

Он вдруг осекся, провел по волосам, рассеяно потер лоб.

— Да, тяжелое ремесло, — сказал Замфир, — философия-то.

— Тяжелее некуда, — согласился Илиеску. — А все почему — потому как не знаешь, с какого боку к ней подходить. Дарий машинально надел каску.

— Что еще любопытнее, — продолжил он серьезным, даже строгим тоном, — сон-то был в руку. Я и в самом деле забыл. Забыл, что собирался сказать Ивану. Тогда меня, наверное, вдохновляло его присутствие, его затянувшаяся агония — как он угасал, замурованный в свое абсолютное одиночество. Это было, скажем так, откровение — откровение о моей собственной бренности, хотя вряд ли я отдавал себе в том отчет. Я просто делал, что вы мне велели, говорил с ним, молол что попало, лишь бы он не умер…

Идти вдруг стало труднее: они явно сошли с тропинки. Отыскав глазами Замфира, отставшего на несколько шагов, Дарий спросил:

— Слушайте, ребята, а вы знаете, куда мы идем? Зачем нам туда, в самую непролазь?

— Так надо, господин студент, — ответил Замфир, догоняя его. — Если взять по тропе, того и гляди нарвемся на русский патруль. Так что мы лучше по полю, а уж после полуночи, с Божьей помощью, выйдем на шоссе, к русским в тыл, и до света будем держаться за ними следом. А после завернем обратно в кукурузу и устроим передых.

Илиеску, шедший слева, взмахнул рукой, привлекая их внимание.

— Поаккуратнее надо, — шепотом сказал он. — Давайте-ка пойдем розно, чтоб кукурузу не колыхать. Пока не стемнеет как следует. Тогда полегче будет… — И добавил: — Вы, господин студент, идите посередке, промеж нас. Поглядывайте по сторонам: где шевелится, там, значит, мы идем. Когда захотите дух перевести, посвистите тихонько, мы встанем, вас подождем…