Иван Берладник. Изгой

    Но Иван Ростиславич не обернулся. Перед ним лежала широкая дорога, ждали его стольный Галич, честь и слава. И когда несколько дней спустя стоял на вечевой ступени, слушал крики толпы, перезвон колоколов на Успенском Соборе и целовал крест Галичу, скрепляя роту клятвой, пело и ликовало всё в его душе. И на глаза наворачивались непривычные слёзы радости.

3

    Знатной охотой потешил Витан Судилич князя Владимирку. Загнали в роще над рекой Туров - добыли двух коров и быка. Княжич Ярослав меткой стрелой подбил молодого оленя, нежданно-негаданно выскочившего на загонщиков. Тот вовремя заметил меж деревьев всадников, сдержал бег, поворачивая вспять, но Ярослав был проворнее - калёная стрела вошла оленю в бок, а потом добить раненого зверя ничего не стоило.

    Сейчас душистая оленина, с пряностями и дымком, стояла на столе, исходя соком. Рекою лились меды, мокрые от пота чашники метались, угощая князя и его приближенных. Бояре ели и пили в три горла - чай, чужое, не своё. Многие привыкли за счёт князя пировать - иной нарочно дома не велит от скупости печь топить и тесто творить - знает, что вечером у князя пир. И морит себя голодом с раннего утра, перебиваясь с хлеба на квас, зато на переднем месте за праздничным столом чуть в рукава долгой шубы не накладывает пироги да куски жареного мяса.

    Владимирко Володаревич сидел во главе стола, сын Ярослав с молочным братом Владиславом - по правую руку, боярин Витан Судилич - по левую. Рядом с боярином его собственный сын, тоже Владислав, но этот ещё молод, усы только-только пробиваются, а глаз уже остёр. Нацелился на княжича, подмигивает через стол - мол, не робей, я тебе помогу.

    Сыновнюю переглядку давно заметил боярин Витан - он-то и велел бояричу показывать себя. И, улучив миг, наклонился к князю:

    - Дивлюсь я на сына твово, княже! Уж до чего ладен, до чего леи! Орёл! Знатный помощник и наследник делам твоим!

    - Да уж, - подобрев от выпитого и забыв всегдашнюю мнительность, покивал князь. - Ярослав мой - не иным чета. И начитан зело, и силён…

    - И воин, и охотник какой! Любо-дорого поглядеть! - умилился боярин. - Да за такого князя живота не пожалеешь! За князя! За князя и молодого княжича!

    - За князя! За княжича! - заорали первыми Серослав и Степан Кудеярыч. За ними остальные принялись орать здравицу, силясь перекричать друг друга. Князь встал, под общие крики выпил ответную чару.

    - Да тебе-то, боярин, грех жалиться, - ответил он. - У тебя самого сын подрастает. Красавец! Ничуть не хуже!

    Владислав чуть не зарделся девкой от княжьей похвалы.

    - Да уж, всем боярич хорош, - поспешил его отец, - пора к делу приставлять. Гляжу я на твоего-то сына и думаю: вот бы и моего сынка обогрело твоё солнышко, княже. Все мы дети твои, всё от щедрот твоих питаемся, никого ты лаской не обделяешь, не оставляешь обиженным. Всем при тебе хорошо и привольно. До самой смерти служить тебе рады, а придёт пора - княжичу послужим верой и правдой. А мы не доживём - так сыны наши служить будут, потому как без князя нам не можно!

    - Никак не можно!… Куды без князя-то! - загалдели снова бояре. - Эй! За князя!

    И снова лились меды и вина. Снова вздымались полные чаши, и чашники еле успевали поворачиваться, обнося бояр и князя.

    Ярославу скучно было на пиру. Хвалил его отец на людях, любил, когда хвалят другие, а иной раз сердито хмурился. Хоть и шёл Ярославу двадцатый год, а не привык княжич сидеть на пирах. Чем больше вливал в себя медов, тем угрюмее делался. Вот и сейчас - слушая боярские речи, ждал, когда можно будет улизнуть с пира и продышаться. Кружилась голова от выпитого. Хотелось на воздух. И ведь никто не обращал на него внимания! Брат молочный, Владислав, ел и пил за двоих, отцовы бояре - так те и вовсе позабыли, что не у себя дома. И только хозяйский сын не сводил глаз. Вот опять встретился взглядом, подмигнул и указал на дверь. «Выйдем, что ли?» - читалось в жёлто-карих глазах.

    А отчего б не выйти! Нешто его держат здесь? Ярослав привстал.

    - Владислав, - толкнул молочного брата. - Пошли?

    - А? - тот оторвался от пирога. - Ну, пошли!

    Юноши росли вместе, в раннем детстве вовсе не делая различий, кто княжьего рода, а кто боярского. С одинаковыми царапинами и ссадинами прибегали со двора, вместе играли в бабки и лапту, бегали на речку купаться, иногда, умаявшись, засыпали под одной полстью. Один и тот же пестун опекал их, один и тот же дьячок обучал грамоте. Всего различий - один княжич, а другой - кормилич.

    У порога их догнал Владислав Витанович. Был на полголовы ниже, но дерясался уверенно - Ярослав и его молочный брат здесь в гостях, а он - хозяин:

    - Пошли, что ли?

    Все трое затопали с крыльца.

    Боярская усадьба ещё не спала. Уснёшь тут, когда в сенях пир горой! В поварне пекли и жарили, на конюшне холопы ждали, не придётся ли на ночь глядя выводить коней. Боярские отроки веселились на дворе. Места всем в тереме не нашлось, и они пировали кто на высоком крыльце, кто на подворье. Здесь тоже жарко горели костры, слышались разудалые песни, смех и гомон.