Однажды Иван отсутствовал больше седмицы, лишь единожды послав гонца с докладом княгине - мол, жив-здоров, дела задержали. Наконец воротился - чёрный от грязи, пыли и раннего загара, с выгоревшим чубом, усталый и голодный и лишь улыбка сверкала по-прежнему. Елена, последние дни не смыкавшая в тревоге глаз, выскочила ему навстречу, обхватила за шею, смеясь и плача одновременно. Иван подхватил её на руки, как уже повелось между ними и, внося на крыльцо, полушутливо-полустеснительно стал оправдываться:
- Да всё спокойно, Оленя! Вдоль Выри ездили, смотрели, как пашут. Добро отсеялись, да и озимые взошли, что моя щетина - можно ждать хорошего урожая.
- Отсеялись, - смутилась Елена и выскользнула из его объятий. - Ты тоже… отсеялся…
- О чём ты?
Вместо ответа Елена взяла его ладонь и положила себе на живот.
- Вот, - промолвила она гордо, - твоё семя… Посеяно…
Тихо ахнув, Иван обнял жену, прижимая её к себе и словно стараясь укрыть ото всего остального мира. Нежность, которой он доселе не знал и о которой не подозревал, затопила всё его существо. Совсем скоро должно сравняться ему сорок лет. И впервые судьба расщедрилась и подарила ему столько счастья!
Сын родился в самый разгар зимы, едва отбушевали метели и крещенские морозы. Выходило, что младенец был зачат как раз в Великий Пост, и местный священник отказался крестить новорождённого, предрекая всяческие кары и родителям-отступникам, и самому младенцу. Рассвирепев, Иван ринулся в ближнее село, где за обещание подарить церкви новые подсвечники бедный попик окрестил младенца. По-церковному он стал Михаилом, а по-княжьему - Ростиславом.
Рождение ребёнка многое переменило в мыслях и чувствах Ивана Берладника. Вдруг вспомнилось, что по наследству он - владыка половины Галичины, что отец его из рода Ростиславичей, что Ярослав Владимирович Осмомысл ему двухродный брат, что он в дальнем родстве со многими сильными мира сего - от Мономашичей до императора Византии Мануила Комнина. И будет просто несправедливо, если он всю жизнь проживёт на окраине Руси, погрязнув в мелких хозяйственных хлопотах, а если и будет воевать, то лишь под началом других князей. Почти двадцать лет Ивановой жизни прошли в изгойстве, и он не хотел сыну такой же судьбы.
Тем более на Руси за год произошли кое-какие перемены. Мстислав Волынский, вторично посадив в Киеве Ростислава Мстиславича, стал требовать платы за свои услуги. Это привело к ссоре между князьями, да такой крупной, что Давид Ростиславич схватил в Торческе Мстиславова посадника, а в Белгороде уселся младший Ростиславич - тоже Мстислав, дабы стращать своего старшего тёзку. Обиженный Мстислав Изяславич собрал было войско и хотел пойти войной на Владимира Андреевича, но тот не пожелал покинуть Дорогобужа, и Волынский князь был принуждён вернуться восвояси. В довершение ко всему великий князь окончательно примирился и с половцами, женив сына Рюрика на дочери хана Беглука, а также упрочил мир с Ольжичами. Летом Мономашичи сдали свои позиции, когда Юрий Ярославич силком утвердился в Турове. Бывший союзник Изяслава Давидича, Владимир Мстиславич, последний князь, остававшийся безземельным после того, как братья Изяславичи изгнали его с Волыни, внезапным наскоком овладел Слуцком. Это уже было сверх всякой меры, и опять пошли слухи о новой войне.
Ольжичи и Мономашичи, ссорясь и мирясь, отбирая и возвращая друг другу города, забыли о Выревском князе, и Иван решил попытать счастья в Поднестровье. Ежели собрать под своим началом берладников, можно попытаться отбить у Ярослава Осмомысла Малый Галич, распространив власть на Текуч, Берлад и Романов Торг. Став там князем, он обменяет Вырь на помощь со стороны Ольжичей. Оставшийся без союзников, Ярослав Галицкий будет вынужден примириться с двухродным братом. В душе Иван обещал себе даже пойти на мировую - лишь бы Галицкий князь позволил ему жить на родине. Он бы по примеру прадеда Володаря и его брата Василька начал укреплять Подунавье, населил бы его половцами, торками, пленными болгарами и русскими и присоединил эти земли к Руси. В Берладе он не чужой, ему должны помочь.
К весне, когда зазвенела капель, стали заполошно орать птицы, а на припёке появились первые проталины, замысел созрел окончательно. Ивану казалось, что всё продумано до мелочей.
Елена, узнав о походе мужа, выплакала все глаза. Ей уже мнились годы тихого семейного счастья, рождение ещё одного сына и дочери, свадьбы детей, спокойные хлопоты и уют. Она полюбила и Вырь, и речку Вирю, каждый кустик в маленьком саду казался ей родным. Зачем куда-то уезжать, бросая с таким трудом обретённое?
- Ну почто тебе дома не сидится? - шёпотом убеждала она мужа в темноте и тесноте ложницы. - Жил бы, как все…