Иван Безуглов

- Вот, - он достал из кармана пачку зеленых банкнот, - на эти деньги можно добраться хоть до Санкт-Петербурга.

- Ах, Иван, - засмеялась Таня, которая не могла долго на него сердиться. - Как твоя деловая хватка уживается с такой наивностью?. Тебя уже избаловало твое богатство. Когда ты в последний раз сам ходил в магазин или на рынок, Иван? Мы ведь не в Америке. За твои доллары за пределами Москвы тебе не продадут даже билета на электричку, а попутная машина хоть и возьмет их, но зато нас по дороге могут прекрасным образом ограбить. Есть ли у тебя обычные, прозаические деревянные рубли? У меня после ночной поездки на такси не осталось ни копейки.

Иван густо покраснел.

- Ты зря пренебрегаешь грейпфрутовым соком. Знаешь, среди моих мечтаний есть одно - я хочу приучить Россию к здоровому питанию, чтобы мои соотечественники меньше пили водки, потребляли меньше холестерина, и жили на пять, на десять лет дольше. Ты совершенно неправа, не так уж я и избалован, - добавил он с обидой и упреком. - Я всегда ношу с собой несколько тысяч рублей. Ты забыла, в какой спешке я вчера собирался и по какому поводу.

- А я?

Они посмотрели друг другу прямо в глаза - и в этом взгляде, быть может, заключалось больше сокровенного смысла и того взаимного притяжения, которое влечет друг к другу Венеру и Юпитер, чем во всех словах, то растерянных, то сердитых, сказанных до этого.

- Моя тайна принадлежит не только мне, - сказал Иван, наклоняясь к Тане и целуя ее в волосы своими мягкими и в то же время мужественными губами. - Когда-нибудь я расскажу тебе о ней. Только не торопи меня, пожалуйста.

Он собрал со стола посуду отнес на кухню и, несмотря на протестующие жесты Тани, вымыл и насухо вытер.

- Когда ты приедешь сюда в следующий раз, - говорил он торопливо, будто эти слова были совсем не теми, что он хотел сказать, - все здесь будет по-другому. Здесь уже были архитекторы, рабочие оснастили ванную и подвал, но дел еще непочатый край. Сменить балки, сменить перекрытия, оконные рамы, ставни. Разбить хороший сад на участке. Работа должна начаться со дня на день, и к лету здесь уже можно будет комфортабельно жить. Я хочу поселить здесь на лето старушку-маму.  Пусть ухаживает за смородиной и клубникой. Она всю жизнь мечтала о даче.

- А ты пригласишь меня? - спросила Таня.

- Конечно, - кивнул Иван. - Мы еще устроим здесь шумное новоселье, такое же, как, помнишь, в моем особняке. Только там было пол-Москвы, а сюда я позову только самых близких товарищей. А теперь поехали. Послушай, Таня, - голос его вдруг стал напряженным, - кто же мог выдать нас? Откуда политруки узнали, что контракт будет подписан именно сегодня? О нем знал только я сам, ты, Тютчев и Баратынский.

- Ты забыл о Лермонтове, - сказала Таня. - Разве не он писал основной текст контракта, который тебе вчера пришлось так долго исправлять?

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Подмосковные дороги - сущее наказание для современного модника, дорожащего своими белоснежными реебоковскими кросовками. Ладные, щедро сдобренные живой зеленью дома дачных поселков, наставленные аккуратными рядами в тридцатые и ранние пятидесятые годы, пришлись не на обустроенную землю, снабженную должными коммуникациями и покрытую теплеющим к вечеру асфальтом, но на бывшие угодья бывших деревень, жители которых то ли были выселены, то ли исхитрились сами переехать в столицу от сельской бескормицы, то ли до сих пор прозябают в своих избах на отшибе, с ненавистью поглядывая на городских пижонов - детей и внуков тех, кто с помощью каких-то большевистских хитростей отобрал у них дедовские наделы. Новые дачи были построены, но о дорогах толком не позаботился никто, и в лучшем случае они посыпаны гравием, под которым всякую весну, не говоря уж об осени, девственно хлюпает первородная глинистая земля. Автобусы, даже те разбитые и скрежещущие, какие только и есть в бестолковой русской провинции, до дачного поселка не ходили, и когда Иван с Таней добрели, наконец, до лежавшей километрах в восьми станции электрички, ноги у них были в грязи чуть ли не по колено, а позолоченная стрелка безугловского "Ролекса" приближалась к восьми. На продутой ветром платформе уже скапливался народ - недостаточные клерки, служащие в Москве, но обитающие в избах без телефона и канализации, непонятные тихие старушки в серых платках из козьего пуха. Были и бодрые нищие, собирающиеся на промысел в подземные переходы столицы, присутствовала и парочка цыганок, живописно облаченных, согласно своей незамысловатой профессии, в анилиновые цветастые платки и широкие черные юбки, в складках которых, казалось, мог бы поместиться весь Черноморский флот. У единственного на всю платформу телефона-автомата была с корнем вырвана трубка, и позвонить в город Ивану не удалось.