Иван Болотников

Свадебные гости принялись кидать под венчальное

подножие гроши и полушки.

– Быть молодым богатыми! Жить полной чашей. Жить не тужить!

Отец Никодим приступил к обряду венчания. «Сидячие боярыни» набожно крестились и глаз не спускали с молодых. Под венцом стоять – дело собинное, чуть оплошал – и счастья не видать. Обронил под венцом обручальное кольцо – не к доброму житью; свеча затухнет – скорая смерть. А кто под венцом свечу выше держит, за тем и большина.

Молодые ни кольца не уронили, ни свечи не загасили, а задули их разом, чтоб жить и умереть вместе. То всем гостям пришлось по сердцу: не порушили обряда молодые, быть им в крепкой любви да согласии.

После венчания с Любавы сняли покрывало. Отец Никодим поустал от усердия да и к чаре торопился; на рысях проглаголил новобрачным поучение и подал им деревянную чашу с красным вином. Молодые трижды отпили поочередно. Опорожненную чашу Васюта бросил на пол и принялся растаптывать ногами. Топтала чашу и Любава: чтоб не было между мужем и женой раздоров в супружеской жизни. Свадебные гости поздравляли молодых, а набольший дружка поспешил к дому жениха, где новобрачных дожидались посаженные родители.

– Все слава богу! Повенчались князь да княгиня.

Посаженные вышли к молодым с иконой и хлебом-

солью. Благословив их, молвили:

– Мохнатый зверь – на богатый двор. Молодым князьям да богато жить.

– А жениховы дружки закричали:

– Здравствуйте, князь со княгиней, бояре, сваты, гости и все честные поезжане! Милости просим на пирок-свадебку!

Молодые и гости вошли в курень. Но за столы не сели: ждали слова набольшего дружки. А тот молвил:

– Как голубь без голубки гнезда не вьет, так новобрачный князь без княгини на место не садится. Милости прошу!

Но молодые вновь за стол не сели. К лавке подошла сваха Агата и накрыла место молодых шубою.

– Шуба тепла и мохната – жить вам тепло и богато. Милости прошу, князь да княгиня.

Молодые сели. На них зорко уставился ясельничий; ежели молодые прислонятся к стене, то счастью не бывать: лукавый расстроит. Но они и тут не сплоховали.

Лишь только все уселись, как гости начали славить тысяцкого:

– Поздравляем тебя, тысяцкий, с большим боярином, дружкою, поддружьем, со всем честным поездом, с молодым князем да со княгинею!

Гости подняли заздравные чары, однако не пили: ждали, когда осушит свою чару тысяцкий. Федька стоял нарядный и горделивый, и никого, по обычаю, не поздравлял. Но вот он до дна выпил чару, крякнул, крутнул ус и молодецки тряхнул черными кудрями.

– Гу-у-ляй!

И начался тут пир веселей прежнего!

В полночь набольший дружка завернул курицу в браную скатерть и, получив от Григория Матвеича, Домны Власьевны, посаженных родителей благословение «вести молодых опочивать», понес жаркое в сенник. Молодые встали и подошли к двери. Григорий Матвеич, взяв руку дочери и, передавая ее жениху, напутствовал:

– Держи жену в строгости да в благочестии.

Васюта низко поклонился и повел Любаву в сенник.

Домна Власьевна, в вывороченной меховой шубе, осыпала молодых хмелем. Всплакнула. Васюта облобызал ее и весело произнес:

– Не кручинься, матушка. Любава счастлива за мной будет. Станешь глядеть на нас да радоваться.

– Дай-то бог, – перекрестила оженков Домна Власьевна и со слезами на глазах подтолкнула обоих в опочивальню.

Оставшись одни, молодые тотчас потянулись друг к другу. Жарко целуя Любаву, Васюта молвил:

– Стосковался по тебе, ладушка. Зоренька ты моя ненаглядная, – поднял молодую на руки и понес на постель. Но Любава выскользнула, сказала с улыбкой.

– Погодь, муженек. Я ж тебя разуть должна. Слышал, что матушка наказывала?

– Да бог с ним! – нетерпеливо махнул рукой Васюта. – Наскучали мне эти обряды.

– Нельзя, Васенька. Матушка меня спросит. Садись, государь мой, на лавку.

Васюта сел и, посмеиваясь, протянул Любаве правый сапог. Но та ухватилась за другую ногу.

– Левый сниму.

Сняла сапог, опрокинула. Об пол звякнула монета. Любава рассмеялась.

– Везучая я, муженек!

– Везучая, Любушка! – кивнул Васюта и понес жену на мягкое ложе.

А свадьба гуляла; и часу не прошло, как тысяцкий послал малого дружку к молодым. Нечайка вышел в сенник и постучал в опочивальню. Ухмыляясь, вопросил:

– Эгей, новобрачные! Хватит тешиться. Все ли у вас слава богу?

– Все в добром здоровье, дружка! – крикнул жених через дверь.

Дружка, не мешкая, известил о том родителей невесты:

– Жених гутарит, что все в добром здоровье, Григорий Матвеич и Домна Власьевна.

Солома довольно крякнул, а Домна Власьевна не без гордости молвила:

– Блюла девичью честь, Любава, не посрамила родителей.

«Сидячие боярыни» чинно выбрались из-за свадебного стола и прошествовали в опочивальню молодых; выпили там заздравные чаши и вновь возвратились к гостям.

А пир гудел до самого доранья. Многие свалились под столами, в сеннике, на базу. Упился и сам тысяцкий. Гости, что еще на ногах держались, вынесли Федьку во двор и положили на копешку сена. Берсень богатырски захрапел.

Девки устроили было хоровод, но казаки принялись озоровать: вытаскивали девок из хоровода, тискали, тянули за курень.