Иван Болотников (Часть 1)

Иванка кивнул на дорогу.

- Пошли.

- Там же стрельцы. Схватят.

- Не схватят. Людно тут. И чую, не для сыска стрельцы посланы. Не робей, друже.

Незаметно сунулись в толпу. Шли молча, слушая молитвы и возгласы:

- Великий боже, смилуйся! Пощади христово стадо. Отведи беду от мира, даруй милость, господи!

- Грех, велик грех содеялся! Не простит владыка небесный.

- Святой храм поруган. Богохульство, православные!

- Все беды от Годунова!

- Святотатец! Младого царевича не пожалел.

- А Углич, хрещеные? Разорен град, пусто ныне в слободах.

- Посадских исказнил смертию, душегуб...

Обок с Болотниковым, припадая на левую ногу, тащился квелый калика в разбитых лаптях; брел молчком, дышал хрипло и натужно, опираясь костлявой рукой на рогатый посох.

- Куда колокол везут, отец? - спросил его Болотников.

Калика не ответил, глаза его блеснули лихорадочным огнем, лицо ожесточилось.

- Не пытай его, сыне. Борискины каты язык у него вырвали, - угрюмо ответил старый нищий.

- За что? - живо обернулся к нему Болотников.

- За слово праведное, сыне. Из Углича мы. Вот и Микита с нами бредет. На торгу о Годунове рек. Хулил его яро. Истцы в темницу сволокли, а там палачи потешились. Ныне к нам пристал. А бредем мы в град Ростов чудотворцу Авраамию помолиться.

- А этих за что? Пошто колодки вдели?

- То слобожане наши. Колодки им Годунов пожаловал. Поди, наслышан, сыне, о царевиче Димитрии? Годунов к нему своих убивцев подослал. Прибыли в Углич дьяк Битяговский, сын его Данила да родич их Никита Качалов. Злыдни, сыне. Всех их повидал. Я-то у храма Преображения с каликами по пятницам стаивал. Не единожды убивцев зрел. Худые люди, особенно Михаила Битяговский. Обличием страшен, зверолик. Пужалась его царица Марья и пуще глаз стерегла наследника, не разлучалась с ним ни днем, ни ночью. Кормила из своих рук, не вверяла ни злой мамке, ни кормилице. И все ж не устерегла затворница Димитрия. Некому было остановить лиходеев, но присутствовал всевышний мститель! Пономарь соборной церкви, поп вдовый Федот Огурец в вековой колокол ударил. В этот самый, кой на телеге. Народ ко дворцу прибег, узрел царевича мертвого на дворе, а подле мать и кормилицу. Марья убийц назвала. Михаила Битяговский на колокольню кинулся, норовил было звонаря скинуть, да не вышло. Народ схватил и порешил Михаилу, а вкупе с ним и сына его, и содругов.

Осерчал люто Бориска. Нагнал в Углич стрельцов, дабы народ усмирить. Слобожан многих сказнили. Другим отрезали языки и в Сибирь погнали. Запустел ныне град Углич.

- Выходит, и набатный колокол сослали?

- Сослали, сыне. За Камень45, в град Тобольск. Повелел Годунов именовать сей колокол бунташным.

- И колодников в Сибирь?

- Туда, сыне. Убоги они, немы.

Болотников понурился, на душу навалилась глыба. Кругом неволя, кровь, горе людское. Тяжко на Руси, в железах народ. Даже колокол в клеть посадили.

Подле загремел веригами блаженный, завопил истошно:

- На кол Бориску! На кол ирода-а-а!

Услыхали стрельцы. Разгоняя толпу нагайками, наехали на блаженного.

Блаженный захихикал, сел в лужу, извлек из нее горсть грязи, кинул в служилого и завопил пуще прежнего:

- На кол Бориску-у-у! На ко-о-ол!

Стрелец ощерился, привстал на стременах и полоснул нагайкой юродивого. Болотников метнулся было к убогому, но его вовремя удержал Васюта.

- Не лезь. Посекут.

Нищая братия сгрудилась вокруг блаженного, взроптала: "Юродивых во христе даже цари не смеют трогать".

- Грешно, стрельче.

- Тиша-а-а! - рявкнул служилый, но больше нагайки не поднял. Чертыхнулся и осадил коня. А толпа полезла к телеге. Совали руки меж решеток, тянулись к колоколу, бормотали молитвы.

Вскоре вышли к реке, на другом берегу которой стоял одноглавый деревянный храм и небольшой приземистый сруб с двумя оконцами.

- То река Ишня, - молвил Васюта.

Река была широкой, саженей в пятьдесят.

Стрелецкий пристав вышел на откос, гулко крикнул:

- Эгей, в избушке! Давай перевоз!

Из темного сруба вывалились монастырские служки - владела перевозом ростовская Авраамиева обитель - кинулись к челнам. Но пристав осадил:

- Куды? Не вишь колокол!.. Струг подавай!

Служки глянули на телегу и потянулись к стругу. Сели за весла. Стрельцы спешились; колодники устало повалились наземь, а пристав шагнул в толпу.

- Помогай, православные. Тяни колокол к воде.

Нищая братия густо облепила клетку, стащила с телеги и понесла к берегу. Юрод Андрей, подобрав цепи, шел сзади, плакал:

- Нельзя в воду царевича. Студено ноженькам... Пошто младенца в воду?

Поставили клетку на песчаной отмели. Братия упала на колени, истово, со слезами лобзала решетки.

Служки гребли споро: возрадовались. Людно на берегу, немалая деньга осядет в монастырскую казну. Скрипели уключины, весла дружно бороздили реку.

Иванка и Васюта отступили к Ишне, ополоснули лица. День был теплый, погожий, на воде искрились солнечные блики.

Опустились в траву. Васюта скинул с плеча котомку, перекрестился на храм.

- Давай-ка пожуем, Иванка. Тут последки, а там уж чего бог пошлет. Теперь в Ростове кормиться будем. Почитай, пришли.