Иван Болотников Кн.1

— Ишь как разошлись, — улыбнулась Агата и ступила к Болотникову. — Лихие ныне казаки, проводил бы меня домой, Иван.

Болотников подхватил молодую женку под руку и повел к Федькиному куреню. Агата тесно прижалась; веселая, улыбчивая, заглядывая в лицо, сказала:

— Хорошо мне с тобой, Иванушка.

Тот ничего не ответил, лишь почувствовал, как еще больше хмелеет от её близости, от жаркого тела.

Вошли в курень. Агата запалила от негасимой лампадки свечу, а Болотников шагнул к двери.

— Пойду я… На баз пойду.

— Зачем же на баз, Иванушка? В курене нонче сво бодно.

Агата близко подошла к Болотникову, глаза её влажно и мятежно блестели.

— Давно хотела сказать тебе, Иванушка… Запал ты в душу, крепко запал, сокол. И нет без тебя мне радости.

Обвила Болотникова руками, плотно прижалась всем телом, и это прикосновение обожгло его. Унимая горячую дрожь, Иван попытался отстраниться от Агаты, но та прильнула еще теснее.

— Федька же у тебя… Федька.

— Одного тебя люблю, сокол мой. Одного тебя… Мой ты седни, мой, Иванушка!..

Глава 5 Оратай

В один день пришли две черные вести. Вначале прискакали караульные с дозорных курганов.

— Азовцы выступили! Опустошили Маныч да Монастырский городок. Две тыщи коней свели!

Донцы взроптали:

— Неймется поганым! Мало их били. Отомстим азовцам!

А спустя малое время — новые гонцы: пораненные, в окровавленной одежде.

— Да то ж казаки с Воронежа! — ахнули повольники.

— Стрельцов на нас бояре натравили. Сеча у застав была, многие пали, — удрученно и зло молвили ходившие за хлебом донцы.

Казаки еще пуще закипели:

— Вот вам царева милость! Измором хотят взять. С голоду передохнем!

— В города не пропущают, казаков казнят!

— То Бориски Годунова милость. Не любы ему донцы! Заставами обложил. Аркан вольному Дону норовит накинуть. Не выйдет!

— Не выйдет! — яро отозвались повольники и взметнули над трухменками саблями. — Не отнять Годунову нашу волю! Сами зипуны и хлеб добудем!

— Айда на Азов!

— Айда на Волгу!

Раздоры потонули в грозном гвалте повольницы. Атаман Богдан Васильев попытался было казаков утихомирить, но те еще пуще огневались.

— Не затыкай нам рот, Васильев! Не сам ли горло драл, что царь нам хлеб и зипуны жалует? Вот те царева награда! Вольных казаков, будто басурман, поубивали. Не хотим тихо сидеть! Нас бьют, но и мы в долгу не останемся. Саблей хлеб добудем!

Васильев в драку не полез: казаков теперь и сам дьявол не остановит. А коль поперек пойдешь — с атаманов скинут, это у голытьбы недолго. Ну и пусть себе уходят: царева жалованья все равно теперь не получишь. Пусть убираются ко всем чертям!

Одного не хотелось Васильеву — чтоб голытьба подалась на Азов. Царь Федор и Борис Годунов будут в немалом гневе, если повольница вновь начнет задорить азовцев. Но отменить казачий поход было уже невозможно. Голытьба засиделась в Раздорах, и теперь её ничем не удержишь.

В тот же день есаул Федька Берсень начал готовить струги к походу: конопатили и смолили борта и днища, чинили палубы и трюмы, шили паруса. Казаки взбудораженно гутарили:

— На море пойдем. У заморских купцов добра много. Азовские крепостицы порушим. А то и до Царьграда сплаваем. Покажем казачью удаль султану!

Свыше тысячи казаков собрались под Федькино начало, три десятка стругов готовились выйти в море.

— А ты что ж, Иван, не пойдешь с нами? — спросил как-то Берсень.

— Не пойду, Федор. У меня иная задумка.

— Жаль. А я-то помышлял воедино сходить, — огорчился Берсень. — И куда ж ты хочешь снарядиться?

— На Волгу, друже. Всей станицей так порешили.

— А может, все-таки со мной? Славно бы повоевали.

— Нет, Федор, на Волгу, — твердо повторил Болотников.

— Чего ж так? Аль азовцы мало зла нам причинили?

— Немало, друже. Но бояре еще больше, — сурово высказал Болотников, и лицо его ожесточилось. — То враг самый лютый. Нешто запамятовал, сколь на Руси от бояр натерпелись? И Дикое Поле хотят в крови потопить. Ужель терпеть?

— Бояре сильны, Иван, — вздохнул Федька. — И царь за них, и попы, и войско у бояр несметное. Уж лучше поганых задорить.

Берсень отплыл из Раздор ранним утром, а на другой день выступил и Болотников. С ним пошло около пятисот казаков. Перед самым уходом Иван забежал к Агате. Та встретила его опечаленным взором.

— Уходишь, сокол?

— Ухожу, Агата. Душно мне в Раздорах, на простор хочу.

— Душно?… А как же я, Иванушка? Ужель наскучила тебе?… Остался бы. Уж так бы тебя любила!

— Не жить мне домом, Агата. Дух во мне бродяжий… И спасибо тебе за привет и ласку.

Агата кинулась на грудь Ивана, залилась горючими слезами.

— Худо мне будет без тебя, сокол ты мой. Пока в Раздорах жил, счастливей меня бабы не было… Федьки смущаешься? То закинь. Один ты мне люб, Иванушка!

— Прости, Агата, казаки ждут.

— А я с тобой, с тобой, Иванушка! Хоть на край света побегу. Возьми сокол!

— Нельзя, Агата. Не бабье дело в походы ходить. Прощай.

Болотников крепко поцеловал Агату и выбежал из куреня. Нечайка кинул повод. Иван вскочил на коня, крикнул:

— С богом, донцы!

Казаки, по трое в ряд, тронулись к Засечным воротам. Держась рукой за стремя, шла подле Васютиного коня Любава. Утирая слезы, говорила: