Иван Болотников Кн.2

– Стойте, стойте, православные! Побойтесь бога! Не делайте зла государю. То помазанник божий!

Один из заговорщиков, пробившись через оробевшую стражу, подлетел к Басманову.

– Врешь, прихвостень! Выдавай Вора!

– Сам вор!

Басманов сверкнул палашом и разрубил заговорщику голову. Толпа ринулась к боярину. Алебардщики взбежали наверх, оставив народу Басманова. Тут подоспели Василий Голицын и Михайла Татищев. Басманов норовил усовестить бояр:

– Остановите толпу! Одумайтесь, и царь щедро наградит вас!

– Не от Расстриги награду получать! – воскликнул Михайла Татищев и пырнул Басманова длинным ногайским ножом. Боярин рухнул под ноги толпы, его поволокли вниз по лестнице и сбросили с Красного крыльца.

Самозванец, размахивая мечом, выступил вперед.

– Я вам не Борис Годунов! Прочь из дворца!

Дворянин Григорий Валуев выбил из рук Самозванца

меч. Обезоруженный царь отступил в покои. Алебардщики закрыли вход, но по дверям застучали топоры. Лжедмитрий перешел с телохранителями в опочивальню и в отчаянии закричал:

– Измена во дворце! Почему вас так Мало? Где остальная стража? Вашими алебардами курицы не зарубить. Где пистоли и ружья?

Дверь зашаталась под ударами топоров. Самозванец, в поисках спасения, побежал по дворцовому переходу к опочивальне царицы.

– Мятежники во дворце. Прячься, Марина!

Маленькая изящная царица с визгом вылетела из покоев. Самозванец же заперся в умывальне, но и здесь не нашел спасения: гневно орущая толпа приближалась к его последнему укрытию. Лжедмитрий ступил к открытому окну. Внизу, вдоль дворцовой стены, алели на солнце крашеные подмостки, срубленные для свадебного празднества. Поодаль, на Житном дворе й у Чертольских ворот, расхаживали караульные стрельцы.

«Выхода нет, надо прыгать. Стрельцы не оставят меня в беде», – смело подумал Самозванец и прыгнул из окна вниз. Хотел угодить на подмостки, чтоб по ним спуститься во двор, но сорвался. До земли было не менее пятнадцати сажен. Лжедмитрий, сломав ногу и разбив грудь, бездыханно распластался на земле.

Подбежали стрельцы, признав государя, отлили водой и оттащили к разрушенным хоромам Бориса Годунова.

Самозванец, придя в себя, тихо и просяще молвил:

– Вы всегда мне были верными слугами. Заступитесь и в сей горький час. Я выдам серебро за три года вперед и пожалую вас вотчинами изменников бояр. На том мое государево слово.

То была поистине царская награда. Стрельцы вскричали:

– Защитим, государь! Побьем изменников!

Служилые понесли Самозванца во дворец, где вовсю

буйствовала толпа. Шуйский еще накануне выпустил из темниц лихих людей, напоил вином. Теперь они рушили и зорили государев дворец. Искали Лжедмитрия и Марину. Царица спряталась среди придворных польских фрейлин и московских боярышень. Здесь же был юный камердинер царицы Ян Осмульский. Он встал с обнаженной саблей возле закрытых дверей и храбро произнес:

– Не бойтесь, государыня. Я не позволю черни войти в ваши покои!

В двери ломились бывшие колодники. Фрейлины и боярышни испуганно сгрудились вокруг Марины. Слышался рев, угрожающие выкрики:

– Тут еретичка! Круши!

Двери зашатались. Марину бил холодный озноб. Сейчас московские варвары ворвутся в опочивальню и убьют ее. О, боже!

Марина юркнула под колокол-юбку своей гофмейстери-ны. Двери упали. Ян Осмульский бесстрашно кинулся на колодников, но его тотчас уложили тяжелой дубиной.

– Где царь и его латынянка? Сказывай, сучьи дети! – грубо прогудел лохматый, с рваными ноздрями, верзила.

– Мы не знаем, где царь. Как видите, здесь его нет. Царица же еще ночью уехала к своему отцу Юрию Мниш-ку, – ответила гофмейстерина.

– Врешь, стерва! Знаешь! – рявкнул все тот же детина, – А ну, робя, хватай женок!

– Хватай! – отозвалась толпа. – Ляхи наших баб не жалели. Силь латынянок!

Молодые фрейлины «были донага ограблены; их поволокли, каждый в свою сторону, как добычу, словно волки овец». Н amp; тронули лишь старую гофмейстерину.

Мало погодя на женскую половину явились бояре…

– Буде непотребничать, ерыжники! Буде! – загремел высокий, дородный Василий Голицын.

Толпу едва уняли. Вынырнувшую из-под юбки царицу и фрейлин увели в дальние покои.

– Православные, царь сыскался! Стрельцы от Житного двора несут! – заслышались выкрики.

Стрельцы доставили Самозванца к Красному крыльцу,

– Бей христопродавца! Бей Вора! – завопили колодники и люди Шуйского.

Стрельцы тесно обступили царя, ощетинились бердышами и ручными пищалями.

– Осади! То не Вор, а истинный государь. Осади!

Но толпа упрямо лезла на стрельцов; те пальнули из пищалей, человек пять-шесть лихих рухнули замертво. Толпа – вспять.

Бояре замешкались, глянули на Василия Шуйского.

«Все дело спортят, неслухи!» – подумал князь и бесстрашно спустился с Красного крыльца.

– Кого под защиту взяли, служилые? Еретика Гришку Отрепьева!

Стрельцы уперлись – в три дубины не проймешь. Народ увещевают:

– Осади! Не кинем царя-батюшку.

Долго препирались, ни из хомута, ни в хомут. Но тут

Шуйского мыслишка-хитринка осенила, пустил ее в толпу, а та закричала:

– Православные, стрельцы еретику продались! Айда зорить стрелецкие дворы!