Их и имел в виду управляющий компанией великой княгини Марии Павловны, упомянув об этой загадочной и скандальной истории.
Эти два человека, русские больше по виду, чем по убеждениям и службе, давно уже определявшие со своим тайным картелем политику на нефтяной бирже России, почему-то бесцеремонно поносили либо высмеивали «местные порядки»… Тут была некая условность, некая «азбука для посвященных», звучащая с внешней стороны вполне прилично и невинно, а по сути передающая очень серьезные мысли.
Многолетняя и даже многовековая практика подчинения целых стран их собственным интересам, воле всемогущего картеля, умение действовать не только долларом, франком, немецкой маркой и русским рублем, но и — через сановных воротил мира сего — почти заведомая беспроигрышность их дела давала, по-видимому, им право чувствовать себя хозяевами в чужом доме.
Трейлинг отодвинул недопитый стакан чаю, отвалился в кресле. Беседа подходила к концу. Оставалось узнать об условиях, но этому можно было посвятить иной час в иной, более интимной, обстановке.
— Как мне представляется, вам придется ехать в Усть-Сысольск. Из уездного города легче следить за провинцией, — заметил управляющий и позвонил. — Не исключена возможность, что посмотрите Ухту и собственными глазами…
Вошел секретарь.
— Какие вести? — спросил управляющий.
— Человек ждет. С завода братьев Дорогомиловых…
— Просите.
Вошедший затем человек в сюртучной паре и поношенных, но начищенных штиблетах подозрительно взглянул на Трейдинга и без приглашения сел к столу. Тяжелая рука в крахмальном манжете с крупной дешевой запонкой легла на стол. Весь его вид, одежда и эта бросающаяся в глаза стекляшка на манжете ясно говорили о том, что он только еще начинает выбиваться в люди.
— Время истекает, — без обиняков начал посетитель, как только понял, что Трейлинг присутствует здесь не случайно. — Мы получили вторую телеграмму от Гансберга…
Он говорил торопливо, сбивчиво и этим окончательно уронил себя в глазах Трейдинга.
«Выглядит как осведомитель, не более, — отметил тот. — Но кто такой Гансберг? В Баку мне, кажется, приходилось слышать эту фамилию… Не тот ли одержимый Ухтой, который тоже когда-то работал у Нобеля?»
— Трубы должны были поступить в Усть-Вымь прошлой осенью, — продолжал докладывать человек. — Неустойка нами выплачена. Повторная была бы чрезмерно тяжела, и об этом нет договоренности с вами. Хозяин, кроме всего прочего, не рискует терять заказчика: господин Гансберг вполне исправен в расчетах…
— Все это верно, — согласился управляющий. — Но ведь и мы платим не менее исправно. А впрочем… — Он посмотрел на Трейдинга и резко, всем туловищем, повернулся к доверенному завода — Впрочем, можете поступать как вам угодно. Теперь это не имеет для нас особого значения. Еще что?
— Канатная фабрика при моем содействии выслала на Север лишь половину заказа. Сообщено, что нет хорошей пеньки.
— Логично.
— И еще… Гансберг заказывает нам механику для керосинового завода. Перегонный куб, змеевики и малый паровой котел. Я хотел бы знать, каково ваше мнение…
— Ого! — вскричал управляющий. — Это интересно! Стало быть, промышленник хочет поправить свои дела мелочной торговлишкой по окрестным деревням? Это симптоматично!
— Это весьма выгодный заказ для завода, я хотел сказать, — напомнил человек.
— А когда вы смогли бы его выполнить?
— Через полтора-два месяца, даже раньше.
«Кажется, он кое-что соображает, — сделал новый вывод Трейлинг. — Пытается набить цену. Однако прямолинеен и неопытен. О сроках надо бы говорить не так определенно».
— Хорошо. Как только машины будут готовы, сообщите мне. Пока они нас мало интересуют… Всё? — пригасил управляющий тон беседы, в которой едва обозначилась некая самостоятельность гостя.
— Да. Значит, трубы, говорите, можно отправить? — уже не так уверенно переспросил человек с запонками.
— Конечно. Прошу, однако, информировать меня о всех делах… Вот чек.
Человек заглянул в синюю бумажку, поблагодарил и вышел из кабинета.
— Сколько вы ему платите? — усмехнулся Трейлинг.
— Пустяки. Между прочим, доставка труб на Ухту, о которой шла речь, весьма нежелательна. Условия, как вы могли видеть, сложились так, что приходится их все же отдать заказчику. Прошу вас заинтересоваться ими там, на месте…
Разговор был прерван появлением секретаря. Он положил перед хозяином бланк телеграммы.
— От штабс-капитана Воронова, — сухо пояснил он.
— О чем просит?
— Разрешить выезд. Дела, по его мнению, завершены.
Управляющий по привычке зажевал губами, поморщился и сунул телеграмму в ящик стола.
— Рановато. Еще что?
— Сообщают, что Гарин снова выезжает на Ухту.
— Гарин умер, насколько мне известно…
— Его сын, Гарин-второй.
На лице управляющего вдруг появилась тень усталости. Узкие губы напряженно сомкнулись, как у человека, ожидающего нападения сзади.
— Средства?
— Наводим справки. Говорят, мизерные. Ожидает наследство от тетки, купчихи из Екатеринбурга.
— Это нужно выяснить. Особо узнать о возможных родственниках. Наследство — спорное дело. Мне кажется, у тетушки должны быть более близкие родственники, а?