Иван да Марья

Когда у матери случались просветы в памяти, Катя подсаживалась к ней на кровать и искала ответы.

– Мам, а почему мы так часто переезжали?

– У отца была новая работа. Чтобы ему было удобнее ездить, – отвечала мать.

– Но почему так часто?

– Не знаю, значит, так было нужно. Его очень ценили на работе. Он всем был нужен.

Катя не поленилась и нашла причину переездов. Отец спекулировал на нарядах на строительство, подделывал бланки отчетов. Кладка кирпича, вывоз мусора – он мог приписать многое. Подписывал бланки начальник строительства. Видимо, они делили на двоих. Иначе откуда у отца были деньги на очки, костюмы, одеколоны? Катя вспомнила, что однажды к ним в дом пришли люди в форме. Отец был в госпитале. Люди провели обыск и ушли. Машенька плакала еще несколько дней – не от страха за себя, а от страха за мужа. На себя и на дочь, которой отец мог сломать жизнь, ей было наплевать.

Катя, осознав, сколько у отца было денег, сколького он лишил их, однажды не выдержала и рассказала матери, что отец – обычный вор, спекулянт и это просто чудо, что его не арестовали, не поймали за руку и не посадили лет на двадцать пять, а заодно и их с матерью. Машенька, выслушав рассказ дочери, начала махать руками, задыхаться и биться в конвульсиях. У нее случился инсульт, и Катя, выхаживая мать, дала себе слово больше не упоминать об отце. Ничего не рассказывать. Придумать для матери тот мир, в котором она жила. Ей не нужна была правда. Она свято верила в то, что ее муж – честный коммунист, прошедший войну, контуженый – вел социалистическое строительство на благо Родины.

Машенька оставалась коммунисткой до самой смерти. Она уже не узнавала внука, Катю воспринимала как чужую женщину, которая почему-то хозяйничает в доме, но упорно слушала радио и смотрела телевизионные программы. Она требовала отвезти ее на избирательный участок, чтобы проголосовать за коммунистов, съесть пирожок с капустой и шоколадную конфету из буфета. Машенька трепетно хранила партбилет, где были проставлены все взносы, которые она перечислила родной партии. Она считала Сталина отцом всех народов и не верила в репрессии и ГУЛАГ – так же, как отказывалась верить в многочисленные измены мужа. Портрет Сталина Машенька повесила на стене, а фотография мужа всегда стояла на прикроватной тумбочке. Одинаковые злобные лица смотрели со всех сторон и доводили Катю до истерики. Она не имела права их снять и убрать подальше – для матери они были иконами.

– Катя, мама умерла, приезжайте, – позвонила Настя.

Катя заплакала – и она, и мать отмучились. Все кончилось для них обеих. Катя приехала. Настя помогала с устройством похорон.

На прикроватной тумбочке лежала фотография – Машенька с Иваном в день свадьбы.

– Она звала Ванечку, – сказала Настя.

– Я знаю, – ответила Катя.