Иван да Марья

Маша Трауб Иван да Марья

* * *

– Катюш, ты к папе съезди, узнай, как он там…

– Хорошо, мама, съезжу.

– Подарочек ему собери какой-нибудь.

– Да, мама, не волнуйся.

Катя сидела у кровати матери, и ее трясло от бессилия, злобы и такой всепоглощающей ненависти, что ни о чем другом она даже думать не могла.

Мать умирала. Это началось лет восемь назад. Катя работала в городе, мать жила в деревне.

– Катюш, надо бы плиту по весне поменять, – позвонила ей однажды мать.

– Мам, мы же только новую поставили, два месяца назад, – удивилась Катя.

– А ты еще обещала мне стиралку на Восьмое марта подарить, – тоном капризного ребенка сказала мать.

– Так я и подарила, – еще больше удивилась Катя.

– Мне тяжело руками стирать, а старая машинка совсем не крутит, – продолжала мать, как будто не слышала.

– Мам, у тебя в ванной стоит новая машина. И плита тоже новая. Мы ее вместе выбирали. Забыла?

– Ничего я не забыла, – ответила мать обиженно. – А вот ты про меня совсем не помнишь. Живи, мать, как хочешь. А если плита взорвется? Ей же столько лет, сколько тебе! И руки у меня уже совсем не держат – выкрутить пододеяльник не могу! А тебе все равно!

– Хорошо, мам, приеду, все поменяю, – сказала Катя, чтобы прекратить этот бессмысленный разговор.

Оказалось, что у матери Альцгеймер, она знала о диагнозе, но скрывала его от Кати.

Началось с плиты и стиральной машинки, которые в памяти матери остались старыми и нуждались в замене. Потом стало хуже.

– Ты почему столько времени не звонишь? – закричала мать, позвонив. Катя поговорила с ней накануне.

– Мамуль, мы же вчера с тобой разговаривали…

– Я тебе уже три часа дозваниваюсь! Ты же знаешь, что я на этом новом телефоне цифр совсем не вижу. Три часа звоню и попадаю не туда. А если со мной что-то случится? Как я тебе позвоню? И кстати, почему ты не подходишь к домашнему телефону?

– Мам, я же тебе сто раз говорила – звони мне на мобильный. Я всегда с ним. Домой я только к вечеру добираюсь.

– А как звонить на твой мобильный? А сколько мне это будет стоить? Квитанция придет? Я же до сберкассы не дойду!

– Мам, у тебя там над телефоном записочка висит с цифрами. Я тебе в прошлый раз написала все. Ничего сложного.

– Мне привычнее звонить тебе на домашний. Его я помню.

– Хорошо, только не нервничай.

Катя разрывалась между работой и заботами о матери. Она платила соседке, чтобы та следила за ней, мыла полы в доме, приносила еду. Женщина оказалась хорошей, внимательной, но мать была недовольна. Каждые выходные Катя рвалась в деревню. Недалеко вроде бы, но за субботу и воскресенье она выматывалась так, что работа в офисе ей казалась отдыхом. Катя приезжала в деревню и начинала уборку – мать жаловалась на пыль, грязные окна, пол в пятнах. Была недовольна сиделкой – та неряха, все вечно переставляет с места на место – ничего найти нельзя. И гладит плохо, с одной стороны, абы как. И полы моет шваброй, а не руками. И готовит плохо – суп и то нормальный сварить не может.

– Мам, у тебя же диета. Тебе нельзя жирное, жареное, – убеждала ее Катя.

– Это ты специально выдумала, чтобы мяса мне не покупать, – стояла на своем мать.

Когда Кате на работе предложили командировку на две недели, она легко согласилась – хотела уехать, чтобы под любым предлогом не звонить матери, отодвинуть от себя ее болезнь.

– Мам, мне нужно уехать. Я не приеду в выходные.

– Ну и не надо. Ты и так тут целыми днями толчешься, – ответила мать. – У тебя хоть работа-то есть? Чего ты дома сидишь? Надо работать. Я в твои годы…

Катя уехала. Но сердце было неспокойно. Она так и не смогла расслабиться, отключиться и хоть на время забыть о том, что ее ждет дальше. Вернувшись, прямо из аэропорта она отправилась к матери.

– Ты чего? – та встретила ее на пороге, как будто ждала. – Что-то случилось?

– Нет, мам, просто приехала тебя навестить.

– Так вчера же только была!

– Мам, меня не было две недели. Я только вернулась из командировки.

– Не морочь мне голову! Какая командировка? Ты же даже не работаешь! Мою пенсию уже потратила! Сама заработать не можешь и меня обираешь!

Кате исполнилось пятьдесят. Теперь она осталась одна – не нужная ни матери, ни единственному сыну, который жил своей жизнью. Сыну от нее нужны были только деньги. Матери вообще непонятно, что было нужно.

Катя держалась за работу руками и ногами, понимая, что тянуть их обоих придется до последнего. Ей нужна была работа, чтобы куда-то уходить, хотя бы шесть часов не думать о том, что ее ждет дома. Сын опять станет сидеть перед компьютером с остекленевшим взглядом. Мать позвонит, и Катя по первым словам будет пытаться понять, в каком она состоянии. Просвет или опять все плохо? Сын бабушку ненавидел и считал ее сумасшедшей старухой. Впрочем, мать он тоже ненавидел, потому что она ему ничего не дала в жизни – ни квартиры, ни денег, ни машины. Он считал, что Катя ему должна. Когда она к нему подходила и спрашивала, как дела, сын надевал наушники и погружался в свой виртуальный мир.

Катя с этим смирилась. Давно.

Как-то она приехала к матери, та вроде была «в себе».