Иван-Дурак

— По-моему, вы постепенно начинаете спускать их с пьедестала, на который вы их возвели. Как вы мне сказали? «Ну, подумаешь, потратил немного, еще заработаю, зато я женщине помог!». Заметьте, как в данной фразе расставлены приоритеты. Главное здесь — женщину спас, а вовсе не деньги! Иван Сергеевич, вы можете собой гордиться, вы идете по пути духовного роста и самосовершенствования!

— Так что, я исполнил свою миссию? — с надеждой в голосе спросил Иван и глотнул коньяку.

— А вот на этом витке нашей беседы я вынужден процитировать самого себя. Помните, не далее чем несколько минут назад я сказал вам: «Вы спасли Верочку всего лишь от смерти». Как мы с вами только что выяснили, умирать она и не собиралась, но вы об этом не знали, поэтому будем считать, что все-таки спасли. В любом случае, значительно поспособствовали чудесному выздоровлению нашей пациентки. Но! — Петр Вениаминович торжественно поднял указательный палец. — Но! Вы не позволили ей извлечь урок из этой ситуации, не дали ей чему-то научиться. Верочка что теперь думать будет? То же, собственно, что и всю жизнь думала: «я утлое суденышко, гонимое волнами, от меня ничего не зависит, к каким берегам прибьет, к таким и прибьет, на мель сядет, так на мель, на пороги вынесет, так на пороги. И сама я себя спасти не могу, ну никак не могу. Пусть придет кто-нибудь и спасет. А я же маленькая, беспомощная, чего вы от меня хотите?». Мама за нее всю жизнь думала. Без мамы осталась — тут же ты явился и опять за нее все решил. Не позволил ей самой справиться с трудностями. И еще один аспектик, который не сразу бросается в глаза: как говорится, к гадалке не ходи, очевидно, что Верочка рано или поздно снова попадет в безвыходную ситуацию. И что же вы, опять кинетесь ее спасать? Эдак у вас ни денег, ни сил на эту бабенку не хватит.

— Надеюсь, что я больше никогда ее не увижу.

— К сожалению, существует очень большая вероятность, что она сама вас найдет. И не отвертитесь. И она знает это. Вы же добрый! А для нее это означает безотказность. Вот так-то, батенька, и добро имеет свою оборотную, теневую, так сказать, сторону. Но не казните себя, вы все сделали правильно. — На лице Петра Вениаминовича появилась улыбка. Открытая, бесхитростная. Просто улыбка. Иван на этом опереточном лице такой еще не видел.

— Петр Вениаминович, я выполнил вашу просьбу? Я спас женщину?

Улыбка исчезла.

— Да… и нет… Скорее да…, — Петр Вениаминович изобразил задумчивость. — А может статься, что спасли да не ту. И так бывает. И сдается мне, что сейчас именно такой случай.

— То есть, насколько я правильно понял, вы не отстанете от меня, пока я не разыщу всех своих баб? — закричал Иван.

— Ну, всех-то не надо! — развеселился Петр Вениаминович. — Вы же, Иван Сергеевич, всех-то и не помните, а некоторых и не видели ни разу при свете дня. Экий вы проказник! Надо ставить перед собой реальные цели. Нас интересуют только те, кого вы любили, или вам казалось, что вы их любили. Так что, голубчик, возвращение в Итаку откладывается на неопределенное время. Экспедиция по памятным местам продолжается! Одиссея ждут новые приключения!

— Но никого я не любил больше, никого!

— Это вам виднее! — Петр Вениаминович улыбнулся загадочно. — Засим позвольте откланяться!

— Но послушайте! — взвыл Иван, а его ночной гость судорожно допил свой коньяк и исчез. — К черту! Надоело! — Иван швырнул бокал в стену вагона.

Наутро он нашел осколок стекла на полу. Да кто же такой этот Петр Вениаминович?

Глава двадцать седьмая