Иван-Дурак

– Ишь, как осмелел! – проворчал Петр Вениаминович. – Ишь, как он заговорил! Дерзить изволите? – он снял очки и метнул в Ивана гневный взгляд. – Впрочем, будучи человеком мудрым, вполне могу понять ваше смятение. Однако! – он значительно поднял вверх указательный палец, – хочу заметить, это не повод хамить. Где вас только воспитывали, молодой человек? Хотя можете не утруждать себя ответом, я прекрасно знаю, где и как вас воспитывали. Вынужден преподнести вам урок учтивости: несмотря на то, что я зол на вас, на вопрос отвечу. Итак, я вполне понимаю, чего я хочу. Я, знаете ли, обожаю комфорт, даже, можно сказать, роскошь. Я, как вы наверняка уже успели заметить, гедонист. Я обожаю удовольствия, а вы своим странным поступком – я подразумеваю ваше предполагаемое увольнение – собираетесь меня всего этого лишить. Это негуманно! Это просто возмутительно! Вы на данный момент самый состоятельный из моих подопечных. И только с вами, Иван Сергеевич, я могу себе позволить пожить на такой чудесной вилле на берегу моря, как эта! Только с вами! То есть, я хочу присматривать за вами в условиях достатка и максимального удобства. Поэтому ваш выбор я нахожу странным и неприемлемым ни для себя, ни для вас! Тоже мне, свободный художник выискался! – хмыкнул Петр Вениаминович и вновь сосредоточился на вине. Его, кстати, как заметил Иван, меньше почему-то не становилось.

– А мне плевать на ваши прихоти, на ваши желания, – твердо ответил Иван. – Почему, позвольте полюбопытствовать, я должен жить так, как хочется вам? Да кто вы вообще такой?! Я от решения своего не отступлюсь! Вы поймите, – кипятился он, – я впервые за долгие годы счастлив, я нашел себя! И к чему же вы меня призываете? Снова вернуться к торговле алкоголем, к работе, которая давно уже не приносит мне ничего, кроме денег?

– А разве этого недостаточно? – Петр Вениаминович хитро сощурился.

– Теперь уже нет! Теперь мне этого уже мало! Я теперь, видите ли, хочу заниматься тем, что мне нравится, что удовольствие мне приносит! Чувствовать себя не рабом денег, условностей и представлений о жизни людей своего круга, а свободным человеком! Слышите! Свободным человеком!

– Браво! – вскричал Петр Вениаминович. Взор его запылал неподдельным огнем восторга. Он даже воспроизвел что-то вроде аплодисментов, легонечко ударяя сигарой о бокал. – Браво, юноша! Сколько патетики! Это слова не мальчика, но мужа! Презреть презренный металл, пардон за каламбур, ради высокого искусства, ради того, что раньше вы считали пустой забавой, шалостями для детей и пенсионеров. Боже, теперь вы готовы возложить на алтарь искусства все, что раньше составляло для вас смысл жизни! Я восхищен! – Петр Вениаминович приложился к вину, придал лицу участливое выражение. – Но позвольте спросить, а на что вы намерены жить? Вы что же, настолько самоуверенны, что надеетесь зарабатывать живописью? Осмелюсь высказать сомнения, что у вас это получится, по крайней мере, в ближайшее время. Иван Сергеевич, что вы так загрустили, закручинились? Думаете сейчас наверняка: «Конечно, художника каждый может обидеть, что же это он сейчас утверждает, что я бездарь какой-то». Так ведь, Иван Сергеевич? Да, люди искусства весьма чувствительные и ранимые, это общеизвестно. Вот и вы, всего месяц, как не занимаетесь бизнесом, а уже каким сентиментальным стали. Чудеса, да и только! Спешу вас успокоить, талант у вас определенно имеется. Могу даже вас уверить, что большой талант, однако вспомните, вы же образованнейший человек, сколько гениев от живописи погибло в нищете и безвестности. Вы к этому готовы? Готовы вы принести такую жертву во имя искусства?

Иван помрачнел. Хотел было выкрикнуть с юношеской горячностью: «Да, я на все готов!», но не выкрикнул – он задумался. Была в нем такая привычка, сложившаяся за годы его предпринимательской деятельности – просчитывать все на несколько ходов вперед. Тут же припомнил имена успешных художников, которые стали богатыми и знаменитыми еще при жизни. Пожалуй, что и в современной Москве таких довольно. Пусть талант некоторых из них и вызывает некоторые сомнения, но все остальные атрибуты успешности имеют место. Но у них уже есть имя. Они уже являют собой бренды. А что он, Иван? Кто о нем знает? Ему имя еще придется создавать. Как это сделать без денег и без связей? Решимость Ивана угасла. Очевидно, это слишком явственно отразилось на его лице, поскольку Петр Вениаминович задорно расхохотался: