Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное

Ещё документ. Потом представил понятых (стеснительный домоуправ в домашнем и интеллигентного вида мужчина в пенсне. Потом предложил Таисии Иосифовне и Марии Федоровне пройти в спальню, и здесь их обыскала специально для этого приспособленная бабёнка.

И пошло. Девять пареньков, восемнадцать прилежных рук, выстроились гуськом и закружили по комнате. Один берёт книгу, просматривает, передаёт второму, тот просматривает, передаёт третьему… Восемнадцать глаз контролируют друг друга. Роются в стеллажах, ковыряются в шкафах, шарят в тумбочках, копаются в белье (и в грязном белье?), кудахчут в ванной, повизгивают в туалете. Особенно уважают тетради, блокноты, рукописи, фотографии. Простукивают стены и полы, просвечивают картины.

Собачьей стаей окружили письменный стол.

– Покупной или по заказу?

– По заказу.

– Тайников нет?

– Зачем они?

– Посмотрим… Это что?

– Не знаю.

– Значит, так. Со слов Ефремовой Т. И., содержание тайника ей неизвестно. Вскрыть!

Отыскали-таки потайной ящичек, в который столяр спрятал дубликаты ключей. Тасенька и не знала о нём.

– От чего ключи?

– От письменного стола, – присмотрелась Таисия Иосифовна.

Попробовали – действительно.

И опять – гуськом по комнате, как перелётные птицы, как собачья свадьба. Корректные, деловые. Всё ставят на место. Подравнивают книги на полках, аккуратно укладывают грязное бельё, прикрывают сливной бачок в туалете. Всё на местах, но квартира умирает. Возьмите человека, разберите на атомы, а потом сложите как было. Будет жить человек? Квартира тоже не будет…

Читают письма.

– Кто такие Фаюта, Таюта, Тасенька, Зебра?

– Это я.

– Кто такой Волчек?

– Иван Антонович.

– Почему?

– Одно из домашних имён.

– Волк – это тоже он?

– Да.

– Довольно-таки зловещая кличка.

– Почему же? В сказках этот умный зверь помогает героям.

– А почему – Волк?

– Потому что я – Красная Шапочка!

Вдруг покраснела Тасенька, выхватила одно письмо, спрятала на груди.

– Это моё. Вам читать нельзя…

Урна стоит в шкафу, завернутая в полотенце. Прикрыла маленьким телом урну. Не смейте трогать.

Повернула портрет мужа лицом к стене:

– Не смотри на это, Волчек!

Тасенька-Таюта, как ты все это вытерпела? Где нашла сил вынести двенадцать часов разглядывания, ощупывания, перетряхивания? Ты плакала и опять зажимала сердце. Ты топорщила пёрышки, бросаясь навстречу ощеренным пастям. Ты защищала своего Волчека…

А ищейки притомились. Бегают по очереди к оставленной за углом машине подкрепиться бутербродом и чашечкой кофе. Опустили уши и нюхают в полноздри. Разочарованно переглядываются.

– Типичный ложный вызов.

– Да-а-а…

– А ничего книжечки, правда?

– Я «Туманность Андромеды» с детства люблю.

– Читал? На тридцать шесть языков переведено.

– Первый фантаст – что ты хочешь?

– Простите, Таисия Иосифовна, чьи это такие прекрасные рисунки?

– Читательница одна прислала.

– Как здорово! Она что – профессиональный художник?

– Нет. Поступала два раза – не приняли.

– Да… Такое у нас бывает.

– Золото и другие драгметаллы имеются? – нарушает идиллию капитан.

– Ищите, – бьёт копытом Зебра.

Приволокли металлоискатель, заелозили по комнатам. Нашли коробку с металлическими рублями. Вздохнули и поставили на место.

Мария Федоровна понимает – работа есть работа. В нашей стране всякий труд почётен. Даже советует:

– Вы бы разделили квартиру на участки – быстрее бы дело пошло. Геологи так всегда работают. У каждого – свой маршрут.

Не послушались пареньки. Двенадцать часов искали то не знаю что и складывали в кучу изъятые предметы: том Брема (переплет подозрительно толст), коллекцию минералов (зачем?), ампулку с лекарством (почему?), фотографии Ефремова в юности и зрелости, документы, железный штырь с набалдашником (Иван Антонович подобрал на улице – любил тяжёлые предметы), последнее письмо… Итого сорок девять наименований…

Вели протокол, каждый предмет дотошно описывали.

– Вот вы обыскиваете, – сказала Таисия Иосифовна, – а сейчас готовится собрание сочинений Ефремова.

– Ну и что, – сказал капитан, – одно другому не мешает.

Двенадцатичасовая пытка…

А по улицам Москвы развешивали флаги и выставляли портреты вождей. И цены на красные гвоздики подскочили. Вся страна готовилась к празднованию Великой Октябрьской социалистической революции…

Иван Антонович был готов к обыску. Он давно сжёг все старые дневники, все письма читателей, слишком уж недовольных жизнью, вернул рукописи, которые никогда не станут книгами. И если действительно его душа сорок дней оставалась на земле, то ей весело было глядеть на бессмысленное топтание пареньков, вооружённых новейшей аппаратурой обыска, на их тягчайший труд по перелистыванию тысяч книг.

Вот только прогнать кагебешников она не могла. Псы-материалисты в человечьи души не верят.

Закончили в полночь. Особенного беспорядка не было, но для Тасеньки всё мироустройство оказалось нарушенным: каждой драгоценной бумажки касались их руки. Кто-то привёз индийские сандаловые свечи, мы – можжевеловые веточки. Окурили каждый уголок, и ей полегчало – изгнан кагебешный дух».