Иван, осмотрев карьер Шихово-Чирки свежим взглядом, сумел дать мужикам несколько дельных советов, чем заслужил их уважение. В ответ они показали ему, в каких слоях чаще всего встречаются остатки ракушек, отпечатки растений и чешуи древних рыб, остатки лабиринтодонтов. Описав слои и собрав 650 килограммов образцов, Иван вернулся в Ленинград.
Во второй половине лета Иван в сопровождении препаратора Ф. М. Кузьмина вновь отправился на Богдо, где он сделал стратиграфические наблюдения. Здесь ему повезло: он нашёл челюсть крупного лабиринтодонта-капитозавра и ряд отдельных костей амфибий.
В этот раз поселились в посёлке Кордон, обследовали и сфотографировали Богдо со всех сторон. Иван увлёкся съёмкой панорам из двух-трёх кадров и чрезвычайно обрадовался при проявке плёнки, когда выяснилось, что контуры горы совпали.
Экспедиционная жизнь словно испытывала организм на прочность: с прохладного севера — в прокалённые солнцем Астраханские степи.
Здесь Иван часто думал о Петре Петровиче, беспокоился о его здоровье. Спустя десятилетия Ефремов характеризовал свои отношения с Сушкиным как подлинные отношения Учителя и ученика.
Обострившаяся болезнь заставила Петра Петровича поехать в Кисловодск, в санаторий. Лёгкие Сушкина были не в порядке ещё со времён работы на организованной русскими учёными морской биологической станции в бухте Вильфранш на Лазурном Берегу: уж очень он надышался тогда, в 1900 году, формалином. Сердце было ослаблено. Чистый воздух гор уже давал свои благотворные результаты, но в начале осени с ледяных полей Эльбруса подул студёный ветер, который вызвал воспаление лёгких, и 17 сентября 1928 года Сушкин умер.
Елена Владимировна Козлова, ученица Сушкина в орнитологии, вспоминала: «Счастье общения с Петром Петровичем было очень велико, но слишком кратковременно… <…> Потом всё сразу оборвалось, и мы остались одни. Почва ушла из-под ног. Ничего не хотелось делать, потому что не с кем было поделиться. Всякому начинающему, да и не только начинающему, нужны доброжелательный отклик, критика, совет».[72]
Горе Ивана было велико. Опереться не на кого. Но двадцатилетний препаратор, у которого не было более близкого человека, чем Учитель, не позволил себе уныния. Лучшая память об учёном — это продолжение его дела. С удвоенной силой Иван принялся за исследования: закончил обработку черепа и скелета лабиринтодонта-бентозуха, назвав его в честь Сушкина, и уже в 1929 году опубликовал несколько описательных палеонтологических статей по наземным позвоночным.
В 1929 году пришли известия о смерти отца и Василия Александровича Давыдова, школьного учителя математики, который первым поддержал Ивана в его стремлении к науке…
Быстро происходило духовное возмужание Ефремова, утверждалось его самостояние. Через пару лет он уже не будет искать поддержки в других, но сам труднейшими маршрутами поведёт за собой людей.
Глава четвёртая
ЛЕНИНГРАД (1929–1935)
Ты должен приучиться смотреть в бездонные глубины!
Странствия — лучшее занятие в мире.
Когда бродишь — растёшь, растёшь стремительно, и всё, что видел, откладывается даже на внешности.
Людей, которые много ездили, я узнаю сразу из тысячи. Скитания очищают, переплетают встречи, века, книги и любовь. Они роднят нас с небом.
Если мы получили ещё недоказанное счастье родиться, то надо хотя бы увидеть землю.
Динозавровый горизонт Средней Азии
Часы шли за часами, а за окном словно висел, замерев, один и тот же пейзаж: ровное, плоское красное пространство, далеко, на самом горизонте, отмеченное растворёнными в мареве силуэтами пологих останцев. Иван знал, что утром он увидит из окна вагона не пустыню, а степь, выжженную лучами летнего солнца. Ещё сутки — и раскинутся поля, зашумят леса… Далеко на севере, за нитями параллелей, кристаллом на ленте Невы — Ленинград.
Но поезд тянется медленно, подолгу стоит на редких станциях, украшенных старыми ветвистыми деревьями, указывающими на близость воды. «Зачем спешить? Один шайтан торопится», — говорят на Востоке. Время в пути — данность, его нельзя подхлестнуть, ускорить. Как бы ни рвалась твоя душа вперёд, поезда ты не обгонишь. Значит, надо прожить жизнь полно, насытить осмыслением прожитого и увиденного.