Иван Федоров

Федорова поразило «Зеркало». Проклиная войны, защищая обездоленных, Николай Рей писал о шляхетской справедливости: «Ведь ее зовут паутиною, которую овод пробьет, а бедная муха, влетя в нее, запутавшись, не дождавшись никакого утешения, пропадает и, плача, идет домой…»

Такие книги Федоров напечатал бы. Но у Сенника не было капитала, он лишь думал списаться с немецкими князьями и купцами, заинтересовать их, а пока еще спишется!..

Приглашение князя Острожского пришлось кстати.

Федоров поехал в Острог.

С князем было условлено, что Федоров станет следить за хозяйством монастыря, радеть об его доходах, князь же тем временем начнет записать нужные для печатания материалы.

Ректор Острожской академии Лукарис советовал напечатать Библию. Князь одобрил совет. Он обещал не скупиться, и новая книга должна была превзойти роскошью изданные Федоровым Апостолы.

Перед отъездом в Дерманский монастырь Федоров получил две вести: одну из Вильны, от Петра Тимофеева, вторую из Заблудова, от своего ученика Гриня.

Петр Тимофеев сообщал что готовит издание Евангелия, желал Федорову долгих лет, восхищался новым Апостолом.

Гринь спрашивал, не забыл ли о нем Федоров, надо ли ему ждать известии о нем.

Федоров был взволнован и растроган. Он долго расспрашивал купца, привезшего весточки о том, как живется Петру, не болеет ли. Огорчился, узнав, что Мамоничи обращаются с мастером, как со слугою, а тот все терпит.

Он наказал купцу обнять Петра Тимофеева, а Гриню сказать, что скоро позовет его к себе.

Непременно позовет!

ГЛАВА VI

Минул год, другой… Пользуясь воцарившимся в Польше междуцарствием, русские войска успешно воевали отошедшие к Литве ливонские города и крепости.

Снова пал Пернов, сдались Гельмет, Эрмес, Руев, Курпель, Гапсаль… События заставили польских магнатов и шляхту поторопиться. Партия Яна Замойского одержала победу. В 1576 году она договорилась с литовцами, и ее ставленник Стефан Баторий короновался в Кракове, подтвердив прежние привилегии магнатов и обещав отвоевать у Московии все ливонские и белорусские города. Везде говорили о скором походе на Русь.

Иван Федоров взволнованно слушал толки.

Он все еще сидел в Дерманском монастыре, все еще ждал, когда сможет начать работать над Библией, но терпение печатника иссякало.

Правда, поздней осенью и зимой он был предоставлен самому себе, мог читать и резать заставки к будущей книге, иногда отлучаться во Львов и в Краков, навещать друзей, но с весны до поздней осени, пока не убрали урожай, было не до книг и не до заставок.

Земли монастыря граничили с землями того самого села Спасова, которое когда-то предлагал Ивану Федорову во владение гетман Ходкевич. Только теперь печатник оценил полностью «щедрость» своего первого литовского покровителя. Спасовцы и жители монастырской деревни Кунино жили в непрерывной вражде, начало которой уходило в глубь времен. Теперь уже нельзя было разобрать, на чьей стороне правда. Спасовцы считали своими земли кунинцев, кунинцы своими — земли спасовцев. Каждую весну кто-нибудь запахивал чужие поля, а обиженный по осени норовил первым собрать с этих земель урожай.

Тогда обе стороны кидали боевой клич и, вооруженные чем попало, сходились в кровопролитной схватке.

Дело усугублялось тем, что среди спасовцев большинство составляли католики.

«Славное бы у меня было житье в Спасове!» — не раз думал Иван Федоров, от которого князь Острожский требовал не щадить соседей.

Сам Федоров норовил уклоняться от «походов», но знал, что творится во время битв и даже во время летних «перемирий». Дерманский боярин Наум Гарабурда, атаман Белашевский, служебники самого Федорова Миколай и атаман Иван Шишка часто хвастали своими подвигами.

Да и в суде, куда трижды вызывали Федорова по жалобе спасовцев, он вдоволь наслушался о штыковых ранах, выбитых зубах и глазах, об оторванных пальцах, изувеченных руках и ногах, об угнанном скоте, об отнятых деньгах, даже о сорванных с мужицких плеч кожухах и разорванных бабьих плахтах.

На первом суде в августе 1575 года Иван Федоров узнал, что его служебникам мало было драки за урожай. Напали на Спасово, сожгли два дома, а у беднейших мужиков Ермака и Сидора отняли двадцать грошей, две косы и жалкую клячу.

Федоров признал вину кунинцев и обещал возместить ущерб.

Князь Острожский обрушился на своего справцу. Он корил Федорова за мягкосердечие, рассказывал о прежних злодеяниях соседей и запретил отдавать захваченное.

— Сам в драки не ездишь, и не надо! — с сердцем сказал князь. Но людям не мешай. Они мою волю творят. Проклятое католическое гнездо выжгу и пепел развею.

И верно, в 1576 году по приказу князя дерманцы трижды грабили Спасово, зверски избивая и калеча жителей.

Но если приказывал князь, то на суд все же вызывали Федорова, в бесчинствах обвиняли Федорова, и отрицать на суде явную вину, опустив глаза, приходилось Федорову же.

В конце концов он не выдержал. Объявил князю, что больше в справцах ходить не может. Если хочет князь, пусть берет его в Острог для печатания книг, а нет — он воротится во Львов.