Иван Грозный

Никакого правила еще не существовало для набора лиц администрации. Государь был совершенно свободен в выборе, но на практике он встречался с затруднением найти подходящих людей вне известного общественного круга. Политика Москвы стремилась расширить рамки и ввести в них новые элементы из всех слоев общества, до самых низов его. Но эти демократические стремления парализовались недостатком умственного развития. Хорошо выдрессированных псарей, которые могли бы прилично фигурировать в роли наместника, было очень мало. Таким образом социальный элемент, принцип наследственности и аристократический дух сочетались здесь с элементом политическим и принципом кооптации. В результатах этого получилось явление, подобия которого мы не находим ни в одном западноевропейском государстве. Это местничество, самое название которого почти не известно за пределами России. Я постараюсь объяснить его.

III. Местничество

Теоретически это право не было закреплено никаким законом, применялось в силу привычки и обычая. Заключалось оно в том, что каждый служилый, назначенный нести службу с другим, соглашался знать место не ниже того, какое он или кто-нибудь из его предков занимал по отношению к сослуживцу или его предкам. Например, двум субъектам поручено командование частями одного и того же полка. Оба они сыновья бояр. Но дед одного из них, будучи воеводой, имел под своей командой отца или деда другого. Внук воеводы имеет право отказаться от службы с данным ему товарищем – это и есть местничество.

Ничто не помешало бы князю назначить его конюхом, да и сам бы он не стал противиться, если бы только, убирая конюшню от навоза, ему не пришлось встретиться в той же конюшне за такими же занятиями другого конюха, отец которого был только поваренком, тогда как его – поваром. Но ничто не заставило бы его стать воеводой наряду с сыном поваренка.

Представьте теперь, что расчеты первенства идут по восходящей линии, по всем ее степеням и ветвям; вы можете вообразить, какие сложные случаи могли встречаться и сколько они вызывали споров. Политическая жизнь Московского государства полна ими, и всемогущество главы государства встречало в местничестве серьезное противодействие.

Погодин искал происхождение местничества в отношениях между удельными князьями. Теория эта имеет очень мало сторонников. В первых известных нам местнических спорах, совпадающих с появлением первых родословных книг, с очевидной ясностью выступает более общее родовое начало.

В своих собственных интересах московское правительство уважало и способствовало развитию этого принципа, служившего династическим основанием. Оно старалось соединить его с противоположной ему системой служебной иерархии и в результате создало местничество. Правительство сначала торжествовало. Возникая всегда из-за мест, раздававшихся государем, споры разрушали начала корпоративного единства. Они исключали понятие чистой аристократии и укрепляли идею службы. Впрочем, споры сначала заключались в тесном кругу частных отношений и ограничивались пустяками. Бояре спорили из-за места за столом у своего общего друга. Жены высших чиновников ссорились из-за места в церкви. Духовенство также считалось местами: епископ отказывался есть с одного блюда с менее знатным духовным лицом. Во время крестных ходов монахи ссорились из того, кому какое место занимать в процессии. Купцы следовали общему примеру, и великий драматург Островский отметил уже в наше время пережитки укрепившихся таким образом обычаев среди этого класса населения.

Но пришло время, когда в день сражения два предводителя затеяли местнический спор в виду неприятеля. Это было в Орше в 1514 г., и битва была проиграна.

Тогда уж нужно было принять меры. Начали запрещать в некоторых случаях споры из-за мест, например, во время войны, и виновных в неправильных домогательствах подвергали суровым наказаниям. Но уничтожить самый порядок, хотя и не установленный писанными законами, но тем ожесточеннее защищаемый, правительство не решалось. Аристократия употребляла все средства на сохранение его. Она выпустила последние заряды и потеряла последнее свое достоинство и гордость. Пока она занималась своей родовой арифметикой, власть ускользнула из ее рук. Действительно, аристократия долго занимала первые места, так как государству некем было заменить ее. Но когда нашлись другие кандидаты, местничество было уже бессильным помешать делу демократической нивелировки. Число мест, раздававшихся государем по его усмотрению, увеличивалось, и их занимали новые кандидаты. Таким образом подрывался в корне принцип сословности и корпоративности родовой знати. Правительство вместо нее создавало себе другую коллективную организацию, более послушную, более гибкую и без которой Россия 16–18 века не была бы, быть может, в состоянии выполнить свою гигантскую задачу; но это не был класс, а просто какая-то армия чиновников из разнородных элементов, не связанных никакими общими интересами.