Идея подобной унии была далеко не нова. В 1506 г. после смерти Александра Ягеллона происходило нечто вроде выборов короля. Тогда отец Ивана, Василий, выступил претендентом на польский престол. Иван помнил об этом и теперь радушно принял Воропая. Ему казалось только непонятным, почему говорят о кандидатуре Федора. Избрание его на престол не прекратило бы соперничества между обоими государствами. Царь защищал свою собственную кандидатуру. «Я имею двух сыновей, – говорил он. – Они для меня как два глаза, зачем же вы хотите сделать меня кривым? В Польше и Литве я приобрел репутацию злого. Но с кем я зол?» Воропаю пришлось при этом выслушать подробнейший рассказ о боярской измене. Затем Иван говорил, что поляки, конечно, не будут ему изменять и он будет обходиться с ними иначе. Он сохранить все их права и привилегии и даже даст новые. Он зол только для злых, а для добрых согласен отдать свою одежду, – и при этом сделал такой жест, точно действительно собирался снять ее с себя. Если его и не изберут польским государем, то он все-таки готов заключить с Польшей мир и согласен уступить ей Полоцк, лишь бы за ним осталась Ливония по Двину. Избрание же Федора ничему не послужит.
Польские и литовские олигархи знали Ивана слишком хорошо, поэтому они и поддерживали нелепое предложение об избрании на польский престол русского царевича. Но масса избирателей решительно давала предпочтение Ивану. Тогда аристократия отправила в Москву нового посла Михаила Гарабурда с предложением Ивану выбора между собственной кандидатурой и кандидатурой царевича. При этом он ставил условия, о которых Воропай ничего не говорил. Гарабурда требовал установления новых границ. К Польше должен был отойти не только Полоцк, но также Смоленск, Усвят и Озерище. А в Варшаве в это время уже открылся торг из-за престола. Посол Генриха Валуа готовился посрамить всех своих соперников.
Вдруг произошло некоторое недоразумение. Оно затянулось и стало препятствием для успеха московской кандидатуры. Иван не мог себе представить, что он должен хлопотать о голосах польских избирателей да еще платить за них. Очень нужна ему Польша! Ведь это ей нужен король по вкусу. Если Иван подходит, пусть Польша и действует, как должно. Пусть является к нему и бьет челом, как все те, которые являются к нему ежедневно просить какой-нибудь милости. Иван не стеснялся говорить Гарабурде, что он никогда не отступить от своего обычая. Свое нежелание поступать иначе он объяснял совершенно неубедительными соображениями. Он говорил, что для него не пример то, что император и король французский присылают подарки избирателям в Варшаву. В действительности в Европе нет государей, которые вели бы свой род от непрерывно царствовавшего дома в течение более 200 лет, кроме его, потомка римских кесарей и турецкого султана. Это все знают, и Ивану нет надобности выпрашивать себе милости подобно другим.
Однако самая идея избрания на польский престол нравилась Ивану. Некоторое время он, казалось, готов был уступить требованиям поляков и согласиться на избрание Федора. Но, наконец, царь снова вернулся к прежнему – по его словам, действительное объединение государств могло бы произойти только под его рукой. Он соглашался на удовлетворение обеих сторон уступками. Польша получит Полоцк и Курляндию, а России уступит Киев и откажется от Ливонии. Кроме того, Иван требовал, чтобы титул царя всея Руси он мог ставить впереди своего нового королевского титула.
Быть может, Иван требовал многого. Но возможно, что при своем тонком уме он отлично угадывал скрытую игру польских магнатов и он предвидел, что повлечет за собой вступление его на трон, которым торговала эта знать. Польские вельможи заботились только о своих привилегиях. Теперь они просто отвлекали царя, боясь возобновления враждебных действий с его стороны против королевства, пока оно оставалось без главы. Но как бы чувствовал себя Иван перед ними, если бы и достиг престола, уступив их надменным требованиям? Последние слова, с которыми он отпустил Гарабурду, ясно обнаруживали его заднюю мысль. Он сказал, что лучше бы было, если бы Польша взяла себе в короли сына императора. Французского принца выбирать ей не следует, потому что он будет скорее другом турецкого султана. По дороге Гарабурду догнал посол Ивана и предложил еще менее приемлемые условия. В Польше думали, что московский государь примет католическую веру при вступлении на престол, Иван же теперь заявил, что он будет короноваться только русским митрополитом, католические епископы никакого участия в церемонии принимать не будут. Кроме того он оставлял за собой право строить в Польше столько православных церквей, сколько пожелает, и на старости лет может уйти в монастырь.