В Посольскую избу вошел друкарь-печатник Иван Федоров. Низко поклонился дьякам. Они не ответили. Колымет подумал: «Тоже царский прихлебатель». Дьяк Алехин недовольно засопел носом: «Ах ты, сермяжная посконщина». И все втайне пожалели, что выгнать посохом его из избы нельзя — до царя может дойти. А царь только на днях его расхваливал за «Апостола». Бояре его после того на дух не пускают. Что он за человек? За что царь-государь жалует? Книги? «Апостол»! А что в том толку, какая корысть? Не нужны они. Обходились и без них. Дьяки и без федоровских книг довольно грамотны. Доход отбивать у переписчиков? Ах пес!
Колымет не сдержался и крикнул:
— Эй, Змаил, чего спишь?.. Не видишь, чужие лезут.
Татарин встрепенулся, вскочил, ухватился за секиру.
— Ладно… Сиди!.. — махнул рукой Колымет.
Цель была достигнута: печатник смущенно произнес:
— Прощенья прошу… коли не вовремя.
И низко, до пояса, поклонился.
— К Борису Федоровичу Годунову шел яз… будто их милость изволили в Посольскую избу жаловать?
Колымет, презрительно посмотрев на Ивана Федорова, усмехнулся:
— Чего тебе надобно от Бориса Федоровича?
— Бить челом осмелился его милости… Заступничества ищу…
Дьяки переглянулись.
— Челобитье? Годунову? Заступничества? — повторил Гусев насмешливо.
— Обижают нас земские приказчики. Хлеба не дают друкарям… да олова… да овса коню…
Дьяки расхохотались.
Иван Федоров тяжело вздохнул. Спросил удивленно:
— Смешон, видать, яз, коли изволите смеяться?
Колымет нахмурился:
— Не туда попал, дяденька! Годуновым тут не место. Шествуй в Земский приказ.
— Был яз и там. Боярин не принял. Дескать, не ко времени, да и худороден яз. К дьяку был послан, а дьяк наказал слуге: недосуг, мол!..
— Больше того говорить нам не о чем. Бог спасет. Иди с миром в свою палату.
Иван Федоров поклонился и при общем молчании вышел вон из Посольской избы.
Дьяки самодовольно переглянулись. Им было приятно видеть унижение человека, обласканного царем.
После его ухода Колымет сказал надменно:
— Возомнил друкарь о себе не по чину… Подумаешь — «Апостол»! Все полезли к царю. Неразборчив стал Иван Васильевич. Охрабрил холопьев.
— Да ладно. Бог с ними! Стало быть, надоели царю старые слуги.
— Малюта тут еще двух каких-то бродяг царю казал. Один будто соловецкий монах-расстрига, Беспрозванным его величают. Другой якобы холмогорский мужик Ерофей Окунь. С Северного моря забрели к нам, корабленники. Святые отцы с Соловков послали будто в Москву-то по корабельному делу.
— А я так думаю, Господь Бог всякую тварь двигает нам на пользу. Развалят они царство.
— Истинно: плесень — и та нам в пользу… Царь задумал новый дворец строить, камень понадобился. Городовой приказчик Семен Головня да боярин Фуников знатно поживились на том деле. Плесень будто с камня сводят… А никакой плесени и не было.
— Дворец? — разинул от удивления рот Алехин. — Какой дворец?!
— Тише! Тише! Молчи. Никому ни слова, — всполошился Гусев. — Государева тайна.
— От кого же то узнал?
— От дьяка Григория Локурова, што у боярина Фуникова сидит на Каменном дворе.
В Посольскую избу с шумом и хохотом ввалились Василий Грязной, Алексей Басманов и князь Афанасий Вяземский. В собольих шубах, нарядные, краснощекие с мороза, сытые и хмельные… Смеясь, важно развалились на скамьях.
Дьяки поспешно вскочили и низко, едва не до пола отвесили им поклоны.
— Добро жаловать, батюшка Алексей Данилыч, да батюшка князь Афанасий Иванович, да батюшка Василий Григорьевич! Не обессудьте нас, холопов государевых малых…
— Ладно. Буде! — махнул рукой сильно хмельной князь Вяземский. В это время у него выпал посох из рук. Оба дьяка бросились поднимать и нечаянно стукнулись лбами, да так сильно, что всем стало слышно.
Басманов, Вяземский и Грязной громко расхохотались. Упал посох и у Басманова. Оба дьяка бросились поднимать и его и снова стукнулись лбами.
Надрываясь от смеха, Басманов крикнул:
— Ах вы, лукавые! Помните: дьяк у места, што кот у теста; а дьяк на площади, так прости Господи.
— Истинно говорит Малюта: дьяка создал бес…
— Пришли мы проверить усердие ваше, — сказал Грязной. — Где народ? Где Висковатый? Где дьяки и подьячие?
— Занедужили…
Басманов поднялся и погрозил кулаком:
— Обождите. Скоро вам лекарь будет.
Князь Вяземский сказал, насупившись:
— Поедем в прочие приказы… Срамота! Государя не слушают.
— Видать, во всех приказах дьяки занедужили… Куда ни придем — везде пусто… — засмеялся Василий Грязной. — Будто сговорились.
— Знать, чуяло сердце государя, коли послал нас по приказам… Говорил он уж дьяку Васильеву… И впустую.
Вдруг Басманов хлопнул по столу ладонью:
— Дьяки! А знаете ли вы, что дацкий человек Керстен Роде в Нарву завтра отъезжает?
Дьяки замялись.
— Ну! — грозно крикнул Басманов.
— Не ведаем! — пролепетал Алехин.
— Плетей захотели? Нешто вы не посольские дьяки?
— Посольские, батюшка Алексей Данилович, посольские, — совсем растерявшись, в один голос залепетали дьяки.
— А коли посольские, почему не ведаете? Разгневать пресветлого батюшку Ивана Васильевича восхотели?
Оба дьяка упали на колени:
— Не пытайте нас, не приказано нам о том говорить. Государева тайна.