Иван Грозный

Однако ожесточенность борьбы не исключала примирения с совершившимся фактом, покорности перед силой, что составляет характерную черту русского национального духа. Это обмануло многих наблюдателей. Отправленный Иваном в 1576 году к императору Максимилиану князь Сугорский был задержан в пути тяжелой болезнью и говорил: «Если бы я мог подняться!.. Жизнь моя ничто, царствовал бы мой государь!»

– Как вы можете служить так усердно тирану? – спросил его герцог курляндский.

Сугорский ответил:

– Мы, русские, преданы царям и милостивым, и жестоким.

Для пояснения он рассказал, как один боярин был посажен по приказанию царя на кол. В течение 24 часов он терпел эту ужасную пытку, не переставая говорить с женою и детьми, и все время повторял: «Господи, помилуй царя!» Карамзин передает этот факт.

Противники Ивана, метя ему в сердце, попадали в тыл. Царь не довольствовался тем, что отражал удар за ударом. Даже в народной поэзии, относящейся к Грозному с большим снисхождением, часто подчеркивается, что царь не соразмерял ни своих милостей с заслугами, ни казней с преступлениями. Как призрак, стоящий над грудой трупов на кровавом фоне северного сияния, Иван не представлял собой исключительного явления. В своей стране он лишь продолжал традиции прошлого, воскрешая приемы Ниневии и Вавилона, когда с жестокостью переселял массами народ из Новгорода в Москву, из Пскова в Рязань. Уже Василий практиковал эти приемы по отношению к некоторым семьям, переселяя их из тех же областей в центральные части государства, посылая на их место другие семьи из бассейна Волги. За тридцать лет до опричнины Максим Грек уже говорил о мнимых преступлениях, вменяемых невинным, и о наказании их. Когда хотели обвинить кого-нибудь, агенты государевы подбрасывали ему в дом труп убитого или краденые вещи, и суд произносил свой приговор.

При жизни Иван дал пример подражателям в двадцати европейских государствах. Нравы его эпохи оправдывали его систему. Посмотрите на Италию. Прочтите Бурхарда, хладнокровно писавшего свои протокольные заметки в среде Александра VI и семьи Борджиа. Прочтите иронически-снисходительные донесения венецианского посланника Джустиньяни или циничные мемуары Челлини. Перенеситесь в Феррару, к наиболее цивилизованному двору всего полуострова. Там вы увидите кардинала Ипполита д’Эсте, соперничающего в любви со своим братом Джулио и приказывающего вырвать ему глаза в своем присутствии. Просмотрите, воздайте должное протоколам того времени. Ужасы Красной площади покажутся вам превзойденными. Повешенные и сожженные люди, обрубки рук и ног, раздавленных между блоками… Все это творилось средь бела дня и никого не удивляло и не поражало. Перенеситесь в противоположную сторону материка, в Швецию. Там вы увидите Эрика XIV с его «Малютой Скуратовым», любимцем Персоном, выходящими из знаменитой кровавой бани 1520 года, когда 94 человека – епископы, сенаторы и патриции были казнены в Стокгольме. На престоле, наконец, Иоанн Третий. Персон наделал много зла. По приказу нового короля его вешают, не сразу душат и при этом дробят ему руки и ноги и в конце концов пронзают грудь ножом. Не забывайте и о Нидерландах. Хотя погром Льежа, о котором я уже говорил, произошел столетием раньше, но он все-таки мог быть уроком для Ивана. Он мог даже на таком расстоянии вдохновиться примерами Хагенбаха, правителя Эльзаса, действовавшего в духе системы Карла Смелого. Быть может, царю рассказали о знаменитом празднике, на котором приглашенные мужчины должны были узнать своих жен, раздетых донага и с лицами, закрытыми вуалью. Тех, кто ошибался, сбрасывали вниз с лестницы. Можно напомнить капитуляцию Монса, условия которой были нарушены в 1572 году наместником Альбы Нуаркармом. Одиннадцать месяцев победители предавались там кровавым эксцессам.

Можно напомнить о двадцати тысячах граждан Гарлема, заколотых в следующем году герцогом, в то время как Филипп II в официальном письме предлагал награду за убийство Вильгельма Оранского. Не забудьте инквизицию и сорок протестантов, сожженных двенадцатого марта 1559 года в Велладолиде, а также Варфоломеевскую ночь во Франции. Вспомните Генриха VIII английского, его казематы и виселицы. Голова епископа рочестерского Фишера гнила на решетке лондонского моста, в то время как король в белом шелковом одеянии вел к алтарю Анну Сеймур на другой день после того, как он приказал обезглавить Анну Болейн!

В той исторической среде, из которой вышли эти кровавые призраки, они получают свое воплощение в русском царе. Если мы примем в расчет различие в культуре, Иван не покажется слишком далеким от цивилизованного христианского мира европейской эпохи.