Итак, начавшийся с прибытием Нагого в Крым процесс переговоров между двумя государями, казалось, пошел на лад. Обменявшись гонцами и грамотами, Иван и Девлет-Гирей как будто нашли общий язык и сумели договориться. 2 января 1564 г. Девлет-Гирей «шертовал» Ивану перед его посланниками А. Нагим и Е. Ржевским и даже согласился воевать вместе с Иваном против его недругов (под ними понимался, конечно, Сигизмунд, но имя его в шерти названо не было). Позиции промосковской «партии» при ханском дворе усилились, и можно было рассчитывать, что хан, и без того не очень горевший желанием ходить на «московского» (слишком рискованными были эти походы, не то что набеги на черкесов или литовцев), станет более податливым и лояльным по отношению к Москве. А тут еще и новость о том, что Девлет-Гирей отказался поддержать турецкий замысел похода на Астрахань. Одним словом, на первый взгляд, складывалось впечатление, что политика уступок, взятая на вооружение Иваном, принесла желанный успех — то, чего не удалось добиться силой, было достигнуто миром.
Однако очень скоро все эти радужные надежды рассеялись, подобно утреннему туману. Противники соглашения с Москвой при ханском дворе (среди которых было немало казанских аристократов и астраханцы) при поддержке литовских дипломатов делали все возможное, чтобы сорвать окончательное утверждение договора между Иваном и Девлет-Гиреем. Формально камнем преткновения стали два вопроса, разрешить которые так и не удалось, — заключение союза против Сигизмунда, на котором настаивала Москва, а хан под всякими предлогами стремился уклониться от принятия на себя твердых обязательств выступить против великого литовского князя, и размер присылаемых Иваном «поминок», которых явно не хватало для того, чтобы заткнуть рты всем недовольным скупостью «московского» при ханском дворе. Среди этих недовольных оказались и два влиятельнейших «князя», с мнением которых Девлет-Гирей не мог не считаться — Хаджи Ширинский и Дивей-мурза. Позиция последнего была тем более весома, что к тому времени, судя по всему, ногаи, сохранившие прежний кочевой образ жизни, стали ударной силой крымского воинства, и ссориться с ногайским вождем хану было совсем не с руки. До самого конца июля вокруг ханского стола шла глухая, но от того не менее ожесточенная борьба между сторонниками и противниками мира с Русским государством. А. Нагой никак не мог повлиять на исход этой борьбы, так как литовским властям, используя Козаков, удалось создать серьезные проблемы в сношениях между Москвой и Бахчисараем. В конце июля 1564 г. в настроении хана произошел резкий перелом. Хаджи Ширинский, Девлет-мурза поддержали требования казанца Ямгурчи-Хаджи и черкесского князя Ахмед-Аспата, врага князя Темрюка, дочь которого была замужем за Иваном. Они добились внесения обсуждения вопроса об утверждении шерти «всей землей» на «большую думу».
«Приговор» татарской «большой думы» стал сильнейшим ударом по надеждам русского царя. Нет, татарская знать, конечно, была за «замирение», но на каких условиях! Мало того, что противники Москвы сумели добиться одобрения требования выплаты «Магмет-Киреевой дани», но они еще захотели, чтобы Иван отказался от владения Казанью и Астраханью! А тут еще подсуетился Сигизмунд II, приславший как раз к этому времени гонца с известием, что он высылает хану двойную против прежнего «казну» и обещает еще выплатить «Саип-Киреевы» «поминки», что должен был прислать, но пока так и не отправил «московский». И хан не устоял. 5 августа к Нагому явились ханские посланцы, объявившие русскому послу о том, что «царь» намерен замириться с Иваном на условиях, принятых «большой Думой», после чего Нагой и его люди фактически были посажены под домашний арест. Послу стало ясно, что это война, и он попытался известить об этом Москву, но ни один из его гонцов, спешно отправленных на родину, туда так и не попал. 17 августа Девлет-Гирей выступил в поход на «государеву украйну».