Иван Грозный. Книга 1. Москва в походе

– Долго... Боюсь, что и совсем сгинет... твой Алтыш!

Охима вскочила от удивления.

– Што ж ты! Никак, разлюбил меня?

– Полно, Охимушка, садись!.. Не о том я! – стал оправдываться Андрейка.

– Нет! Нет!.. Говори... Надоела я тебе? – плачущим голосом заговорила Охима, теребя его за руку. – Вот какой ты! А я думала, ты хороший! Я думала...

– Постой!.. Постой!.. Полно тебе! Уймись!

– А я-то!.. Я-то, глупая!.. День и ноченьку все о тебе думала!

Андрейка совсем растерялся.

– Да слушай! – громко крикнул он, зажав уши. – Чего не чаем, то может сбыться. Вот о чем!.. Вчера из Посольского приказа подьячий Егорка приходил, сказывал такое, што я и по сию пору не могу опомниться...

Охима села за стол, закрыв лицо руками.

– Все, видимо, идет по Божьему веленью, а не по нашему хотенью, – продолжал Андрейка тихим, печальным голосом. – Войне, болтал подьячий, и конца не предвидится... Пушек много будем ковать и лить. И народу будут собирать видимо-невидимо. Будто царь имел совет с боярами, а на том совете царь так разгневался, что стало ему плохо и под руки его увели в государевы покои... Несогласие! А врагу того только и надобно... Вот что! Города берем, а что из того выйдет, коли несогласие?

– Стало быть, тебя опять угонят? – взволнованно дыша, спросила Андрея Охима.

– Да разве я о том? Глупая! Худых людей много около царя! Вот что! То одного воеводу посылает он в Ливонию, то другого, а иных в Москву возвращает... Ровности нет.

Шепотом Андрейка передал Охиме на ухо, что боярина Телятьева, того, что заставлял Андрейку стрелять плохим ядром, царь вернул с войны и будто в подклети у себя держит, пытает. А советники царские отстаивают Телятьева, наказаньем Божьим царя пугают. Особливо Сильвестр.

– Ты меня-то пожалей... меня... глупый! Что тебе боярин? Нужен он нам! Туда ему и дорога!

Андрейка махнул рукой.

– Бабе хоть кол на голове теши, она все свое.

Обнял ее крепче прежнего.

– Давно бы так-то! – прижалась Охима к нему, оживившись. – О тех делах пусть старики судят да бояре, а ты со мной...

– Чего?

– У тебя иные дела есть. Ты молодой.

Рассмеявшись, Андрейка сказал:

– Эк у тебя сердце, что котел кипит!.. Еще тот на свете не народился, чтоб ваш норов угадать...

– Буде! Ровно ребенок малый... Не угадать!..

Уходя на заре от Охимы, Андрейка, смеясь, сказал:

– Кто с вами свяжется, тот уж царю не слуга...

Охима, стукнув его по затылку, сердито проворчала:

– Опять балабонишь?! Приходи вечером... Вот и все!

Андрейка вздохнул.

– Э-эх, нам царь урок задал! Вся Пушкарская слобода над ним потеет... выдут ли такие пушки, какие требует царь, не знаю!

– Придешь, што ль?

– Ладно, приду!

– Не «ладно», а приходи! На баб не смотри! Коли увижу, худо тебе будет.

– Какие бабы? – смеясь, переспросил Андрейка. – Кроме пушек, я ничего не вижу. Пушки больше всего люблю!

Охима так сердито покачала головою, что Андрейке показалось, будто и на пушки ему нельзя смотреть.

«Ну и ну! Хоть бы Алтыш скорее приехал!» – усмешливо подумал он.

* * *

За окном изморось. Серенький денек. Иван Васильевич сидит в своей рабочей палате, окруженный посольскими дьяками. Перед ним на широком нарядном пергаменте крупными черными завитушками раскиданы строки письма датского короля Христиана. В них тревога, гнев, мольба.

Лицо царя хранит суровое спокойствие.

– Думайте, что отписать королю.

Висковатый смотрел куда-то в угол и вздыхал. Никто не решался начать говорить первым.

– Изобидел меня король, но обиды не надо казать. О чем он просит? Пощадить немцев?

Царь улыбнулся. Зашевелились дьяки.

– Великий государь, – произнес Висковатый, – Христиан, его величество, пишет, что-де Нарва издавна принадлежит Дании. Будто датских королей признавали своими владыками Эстония, Гаррия, Вирланд и город Ревель. Дерзкое, несправедливое самомнение!

– Ныне поднимается в королях алчность, ненависть, вражда... – сказал Иван Васильевич. – Будут задирать они нас, неправдою и насилием досаждать нам, но... блажен миротворец! Не станем чинить обиды, скажем твердо: Нарва была и будет нашей! Воля Божья отдать ее нам, и никто не должен стать на нам дороге.

Висковатый заметил, что лучше самому Ивану Васильевичу не отвечать на письмо короля Христиана. Ответить должен наместник Нарвы.

Царь одобрил это и продиктовал Висковатому, как надо королю ответить: