Иван Грозный. Книга 1. Москва в походе

– Пластайся! Кланяйся! Боярин Телятьев!

Андрейка стал на колени, до земли поклонился боярину.

– Лезут к царю! – услышал он позади себя ворчливый голос Телятьева.

Вдоль высокого частокола, в щели которого видны разбросанные во множестве по пустырю пушки, Семейка повел Андрея.

– Отколь? – спросил он.

– С-под Нижнего... С Волги... Безродный.

– Царь-батюшка, стало быть, послал тебя?

– Сам батюшка-царь... Точно.

– Н-ну! – Семейка с удивлением оглядел Андрея. – Смелой ты. Не убоялся?

– Струхнул малость... Да зря.

– Своими глазами так и видал его, батюшку?

– Своими. Как тебя. Зоркий! Крепкий!

Стрелец перекрестился.

Андрейка снисходительно посмотрел на него. Любопытство, с которым Семейка расспрашивал про царя, было ему забавно. Андрею было приятно, что его расспрашивают про дворец, царя, беседу с ним.

Семейка вздохнул:

– Э-эх, кабы мне побывать у царя-батюшки! Я бы ему рассказал. Все бы до ниточки поведал бы.

– Али челобитье какое?

– Лютый народ объявился: И отколь они взялись?

– Про кого же ты? Кто такие?

– Ой, брат! Поживешь – сам увидишь. Боярин Телятьев – медведь, а около него – шакалы. Они хоть и маленькие, да кусачее медведя. У них не вырвешься. Гляди, они и медведя сожрут. Хуже бояр народ объярмили.

– Ну! Про кого же ты?

– Обожди! Узнаешь. У нас так ведется, что изба веником метется. Говорю про дворян. В избе народ видел?

– Видел.

– Вот они и есть. И каждого сам царь посадил в слободу. Неродовиты, да сердиты! Возьми вон Грязного, Кускова, Курицына Афонасия... Кто они? Иные просто казаками были, а иные из дворян. А этот Грязной – сущая коза в сарафане, Никита Елизаров – тож. Григорий Плещеев из холопов же... Испоместил их царь за Казань: много их. Народу не легче от них.

– Пошто он на меня глазища таращит? Боярин-то?

– Постоянно так, когда сам царь присылает. Боярину-то не по нутру... Вперед не лезь! Того хуже едят. Чай, знаешь: жалует царь, да не жалует псарь. Испокон века так-то. Коли наверху похвалят, жди на низу горя.

– Пойми, дядя! Хочу пушкарем быть! Душа не терпит. Готов все снести, лишь пушкарем быть.

– Вона што! А Телятьев посылает тебя к плотникам да к дровосекам. Поперек твоей мысли.

Андрейка притих. Зато стрелец, оглядевшись с опаской, молвил:

– И во всем у нас подобное: царь так, а бояре этак. Думаешь, царь не ведает?

Андрейка тоже огляделся кругом.

– Ведает, – прошептал он стрельцу в самое ухо. – Конюх под крестом клялся нам. Царь сам боится бояр. Весь народ в Москве будто про это знает. Но есть люди верные у него. Не выдадут.

Беседуя, не заметили они, что подошли к Неглинке. На реке несколько мельниц. Кузнецкий мост кишит народом. И под мостом на бревенчатых перекладинах сидят люди, поправляя мост. По берегу бегает малого роста человек в синем кафтане. Кричит, грозит дубинкой.

– Вон он – Григорий Грязной, брат Василия Грязного... Не слыхал ли? – тихо спросил стрелец. – К нему тебя послали.

Андрейка подумал: «Не тот ли, что, цыгана похож? Нет! Не тот!»

Увидев Андрея, Григорий Грязной закричал:

– Чего рот разинул?

Семейка рассказал все, что знал об Андрее.

Грязной сразу притих.

– Добро, хлопец, хватай топор: секи дрова! На воду тебя не пошлю. Робь на суху. Дрова дубовые. Пушек для. Да не мельчи.

Андрейка поклонился, поднял с земли топор, на который указал ему Грязной, и, перекрестившись, начал работать.

Семейка опрометью побежал обратно в Пушкарскую слободу.

Повыше Неглинки, на горе, бушевала огнями и железом Кузнецкая слобода. Дымили горны, мелькали молоты, кричали сотни людей.

К Андрею подошел плотничий староста.

– Видать, резвый!

– Такой я, какого Господь Бог народил... Не наша на то воля.

– У кого она ноне, воля-то? Живем и все чего-то ждем. Течем, как ручьи:

Андрейка поморщился. Не понравилась ему кислая речь старосты.

Он не выдержал и сказал:

– Ручьи падают в реку, а река, она большая, и конец ее в море урывается, а море того больше. Не напрасно живем. Мыслю имеем. На то и родились мы, чтобы жить.

Староста вздохнул со смирением. Андрейка подметил смущение на его лице: что? испугался?

Староста, видимо, хотел, как и многие другие, посудачить о теперешней жизни, повздыхать о былых временах.

– Не худо понимать! Што Бог велит, то и царь делает, – строго сказал Андрейка. Он повторил не раз слышанное им.

Староста удалился. Около моста мелькнула дубинка Грязного.

* * *

Андрейка недоволен был, что его послали не туда, куда он хотел. Он вернулся к литейным ямам. Тянуло в пушкарскую избу попросить боярина, чтобы его отослали к пушкарям.