Иван Грозный (Книга 1, Москва в походе)

Вестерман в третий раз благополучно вернулся в Иван-город. Все воеводы по очереди обняли и облобызали его, пообещав о его подвиге донести царю. Воины принесли ему из монастыря меду, и вместе с ним воеводы выпили по чарке вина за его здоровье.

Бертольд сказал:

- Лучшей наградой будет мне, если вы казните нашего безумного фогта, и война кончится, немцы снова начнут заниматься мирною торговлею с Москвой. И я бы хотел сходить в замок и в четвертый раз, чтобы образумить рыцарство. Я не хочу гибели моих братьев, не хочу, чтобы понапрасну проливалась немецкая кровь! И что нам делить с русскими?

Воеводы развели руками от удивления.

- Твоя воля, добрый человек! - сказали они. - Неволить храбреца, грех, останавливаться еще грешнее, но только не образумить тебе рыцарей. Наш меч их образумит, а ты нам пригодишься.

Генриетта устала уговаривать отца. Она безмолвно проводила его до лодки и, рискуя быть раненой, осталась на берегу ждать.

Осажденные устроили в "звездной палате" замка совет.

- У нас мало запасов, - раздалось в ответ на призыв Вестермана. Немного ржаной муки, сала и масла да бочки три пива. А пороху так мало, что, если хорошенько пострелять, через час-другой так и ничего не останется. Вдобавок в замке теснота от народа, множество бедных горожан укрывается во рву, они отданы на произвол судьбы. Московиты уже овладели городом. Теперь будут добывать замок, а из своей крепости они палят без устали. На орденских братьев надежда плоха. Какая польза будет всему краю, когда мы станем защищать замок? Защитить мы его не сможем, а только пропадем все.

Одетый в бархатное платье, юркий брифмаршалок*, с гусиным пером за ухом, спросил:

- А кто же поручится, что мы останемся целы, если сдадимся? Русские не сдержат обещания и всех нас перебьют.

_______________

* Чиновник по поручениям в орденском управлении.

- Если же наша такая судьба, - что поделаешь! - вздохнул предикант Зунен. - Помолимся богу! Уж если гибнуть, то лучше гибнуть в поле, чем в замке.

Одна из женщин громко заплакала. Ее вывели. Рыцари погрузились в глубокое раздумье. Пустые залы замка глухо гудели от пушечной пальбы.

Фогт, казалось, еще более постарел в эти страшные для Нарвы дни.

Сутулясь, перебирая трясущимися от бессильной злобы руками какие-то бумаги на столе, он тихо говорил:

- Забыл нас магистр!.. Забыл!

Кто-то из рыцарей усмехнулся с горечью:

- Зато царь московский нас не забывает.

С башни "Длинный Герман" прибежали в великом ужасе стрелки:

- Погибли! Несчастные! Одну разорвало, другая сбита с лафета!.. Теперь... теперь... всего шесть пушек!..

Лица стрелков были черны от порохового дыма, одежда изорвана в клочья, руки в крови. Их было четверо, этих усталых, изморенных людей, напуганных разрывом пушки. Один из них, обессилев, упал на скамью. Предикант Зунен, обратив свой взор вверх, к куполу замка, рыдающим голосом воскликнул:

- Умоляем тебя, господи! Окажи нам новую милость! Мы теперь оплакиваем свое неразумие и страшимся твоей грозы! О, не посеки нас, но подожди еще мало, - может быть, наше сердце исправится и принесет тебе добрый плод!

Рыцари поднялись со своих мест с печально наклоненными головами и, держа обнаженные шпаги крестом рукояти на груди, в глубоком молчании слушали молитву предиканта.

Когда же он кончил, опять все уселись за стол.

Бледные, в полуизмятых, потускневших от огня латах, они растерянно переглядывались: что делать? Фогт сумрачно вертел в руках маленький кинжал. Рядом с ним предикант Зунен чертил гусиным пером крестики на обрывке пергамента. Бюргмейстер Герман Цу-дер-Мулен закрыл глаза, поглаживая свою остроконечную бородку.

В открытое окно долетали дикие вопли оставленных за стенами замка обывателей, рев пламени, разрыв огненных ядер, все нарастающий грохот ивангородских пушек.

Пропитанный порохом и гарью воздух ел глаза.

- Спасенья нет!.. - сказал упавшим голосом Зунен.

- Что же делать? - тихо спросил фогт.

- Покориться! - обронил кто-то в углу слово.

- Никогда!.. - вдруг в бешенстве ударил кулаком по столу фогт.

В это время внизу затрубили горнисты.

Все встрепенулись. Кто-то радостно воскликнул:

"Наши!" Побежали к выходу.

Дверь отворилась. На пороге стоял бледный, неподвижный, как изваянье, Вестерман.

- Там наши рыцари? Подкрепление?

Вестерман поднял руку вверх:

- Стойте! Это не ваши, а русские! Они перебьют всех вас! Горе вам! Вы не знаете русских!

Рыцари остолбенели:

- Московиты?!

- Подкрепление воеводам. Я жду ответа. Я думаю, что вы найдете в себе достаточно рассудка и сострадания к несчастным братьям своим, брошенным вами за стенами замка, чтобы сложить оружие.

Фогт, бледный, задыхаясь от волненья, произнес:

- Мы хотим, чтоб нас не побили, если мы сдадимся...

- За это ручаюсь, - спокойно ответил Вестерман. - Вышлите для переговоров двух рыцарей и двух бюргеров. Один из воевод выедет к воротам...

Пошел сам фогт.

Свидание ивангородских парламентеров во главе с Данилой Адашевым происходило в галерее колленбаховского дома.

Стрельба из Иван-города не только не прекращалась, но все усиливалась.

- Почему же ваши стреляют? - спросил фогт.