Иван Грозный (Книга 1, Москва в походе)

Со стороны моря понеслись песчаные вихри, засыпая песком зеленые луга, засоряя глаза... Сверкнула молния, загремел гром. Началась сухая гроза. Тяжелые синие тучи низко двигались над морем и песками, уходя на запад.

Молния ярко освещала бурное море, песок, камни. Вокруг ни души! Вдали мрачной серой громадой высился замок Тольсбург.

Гром гремел непрерывно.

Огненные стрелы с оглушительным треском падали то в море, то в полях, то над видневшимся вдали лесом.

- Страшно, Паранька? Боишься?

- Нет! Ничего! - робко перекрестилась она. - Поторопимся.

Стали видны шатры береговой стражи. Скоро ночлег. Уже вечереет.

VII

Со взятием Нейгаузена, Дерпта и других более мелких замков вся восточная Ливония оказалась в руках московского войска. На севере, от самого Чудского озера и вплоть до Финского залива, - покоренные царем земли. Берег Балтийского моря занят русскими на протяжении более ста верст.

Воеводы не поскупились уделить из своего войска большое число ратников для охраны завоеванного берега. Они сами по очереди с хмурым любопытством совершали объезд приморских земель, дивясь не виданным никогда ранее загадочным далям водяной пустыни. Часть орудий, привезенных сюда из покоренных замков, расставили по берегу, повернув их дулом к морю.

Ближайшие к Дерпту города - Феллин, Оберпален и Вейсенштейн опустели. Многие обыватели сжигали свои жилища и укрывались за стенами городов.

Имя московского царя по всей Ливонии произносилось с трепетом.

Обрадованные взятием древнейшей царской вотчины Юрьева - Дерпта, воеводы послали в Москву к царю с воеводским донесением лучших воинов из боярских детей и дворян, а к ним в придачу и лучших пушкарей. Старшими над гонцами были поставлены Василий Грязной и Анисим Кусков. Попал в число посланных к царю и лучший из пушкарей - Андрей Чохов. На него указал сам Василий Грязной, выказывавший особое расположение к нему.

Запасшись едой, фуражом и лучшими конями, а также захватив с собой связку немецких знамен, гонцы весело двинулись в путь.

Июль был на исходе. Родные луга и поля ласкали глаз обилием желтых, лиловых и белых цветов и пышных трав, леса - обилием грибов, сочных, ярких ягод и плодов. Ливония осталась далеко позади, - теперь была своя, родная, горячо любимая земля!

Грязной дорогой шутил, смеялся, вспоминая про схватки с неприятелем под Нейгаузеном и Нарвой. Видно было по всему, что он с большой радостью вырвался из военного лагеря, что его тянет в Москву. Он подъезжал временами к Андрею и дружелюбно расспрашивал его:

- Ну, как, добра ли была к народу боярыня?

- Добра и уветлива, батюшка Василий Григорьевич. Любил ее народ.

- Вот поди ж ты, такому старому барсуку этакая краля досталась. Обидно! Ну, жаль тебе ее, что ль? Как она одна-то там теперь?

- Бог ведает! Плохо, гляди, ей, плохо!..

- Ну, а жаль тебе боярина-то?

- Сперва-то было вроде как жаль, а теперь ничего... Господь с ним, с Никитой Борисычем... Лют был покойник, лют! Что уж тут! Добрым словом едва ли помянешь.

- Хлебородна ли земля-то у вас?

- Благодарение господу богу! Жаловаться грешно. Земля добрая.

- Любил ли народ боярина-то?

- Нет! Нет! Куды тут! - сморщившись, покачал головой Андрейка. Медведь за ним гонялся... Так и думали - прощай, боярин! Ан нет! Вывернулся! Бедовый был.

Кусков часто молился. Андрейке удивительно было такое усердие его. Сам Андрейка тоже иногда обращался с молитвою к иконе, которую носил за пазухой, но Кусков молился на свою икону беспрестанно, украдкой, стараясь, чтоб не заметили другие. В самом деле, не шуточная статья явиться перед грозные очи царя. Так уж повелось, что у царя очи обязательно "грозные". "Царский глаз далеко сягает!" - говорили про Ивана Васильевича.

Однажды Кусков, молясь, заметил, что Андрейка за ним наблюдает, и смутился:

- Земля плоха округ моей усадьбы... Молюсь, чтоб лучше она стала и умножилась... А ты, парень, о чем молишься?

Андрейка большею частью молился о боярыне Агриппине и об Охиме и чтоб бог простил ему прегрешения его, а им обеим дал здоровья и счастья, да еще о пушке о большой, чтоб ему ее ладно сделать, молился он. Ну, как тут ответишь на вопрос Кускова? Он с любопытством ждет ответа.

- Я и сам не ведаю, о чем молюсь... Так! Обо всем!

Лукавая улыбка заиграла на лице Кускова.

- Молись, чтоб царь был милостив ко мне, - первым человеком сделаю тебя после войны на своей усадьбе. Люблю таких горячих до работы, как ты.

Андрейка вздохнул.

- Ладно, помолюсь. Ох, ох, господи! Прости грехи наши тяжкие!