Иван Грозный (Книга 1, Москва в походе)

Иван улыбнулся. Глаза его смотрели ободряюще.

- Стало быть, напраслину возводят люди на моих нижегородских холопов? А я кое о ком и хуже того слышал, да верить тому не решился... А еще я хотел спросить, гневаешься ли ты на лукавство Ордена? И радуешься ли царской грамоте о походе на лукавых немецких рыцарей? Преисполнен ли ты и прочие нижегородские дворяне бранным усердием к одолению врага?

Не успел царь договорить, как Никита Борисыч сорвался с своего места и, красный от волнения, воскликнул:

- Гневаюсь! Возрадовался! Преисполнен! И прочие холопы твои, государь, такожде! Ждут не дождутся в поход идти!

- Крест целуешь на том?

- Целую, батюшка! Клянусь добрым именем покойных родителей и всех в бозе почивших предков, - все радуются той войне и благословляют имя твое! И никогда яз столь счастлив не был, как в сей час, егда услышал о твоей царской воле наказать супостатов...

Иван проницательным взглядом следил за Колычевым, и тому показалось, будто царь все видит и знает, что на уме у него, у Колычева.

- Был ли в Разрядной избе?

- Еду, государь.

- В кой полк?

- В сторожевой, государь.

- К князю Андрею Михайловичу?

- Истинно, государь.

- Добро! Курбский - премудрый вождь. Но, одначе, мыслю я, Никите Колычеву не статья быть у Курбского, а надобно ему быть в Большом полку под началом Данилы Романыча.

Колычев задумался, покраснел.

Иван Васильевич пытливо посмотрел на него.

- Что? Аль не родовит начальник? Сраму боишься?

Колычев вскочил, поклонился.

- Я? Нет! Ничего... великий государь! Твоя воля - божья воля.

- Силен тот правитель, что имеет подобных слуг, - сказал Иван с усмешкой, кивнув ему головою. - Истребленные в древности царства гибли от строптивости вельмож и непослушания их престолу. Каждый неповинующийся губит свой дом, валит столбы, на коих кровля... А кровля бережет от холода, дождя и зноя... Разумно ли валить ее? Служи своему государю правдою!

По окончании беседы царь сказал:

- А теперь пойдем-ка в мою столовую горницу, пображничаем.

Колычев не на шутку перепугался. Ему показалось, что царь хочет его отравить.

Робко, на носках, трясясь всем телом, он последовал за Иваном Васильевичем.

Когда вошли в столовую горницу, Никита Борисыч едва не упал в беспамятстве от испуга. Из-за стола посреди комнаты, уставленного золотою посудою и яствами, поднялось длинное, сухое, в перьях чудовище и, раскинув свои громадные оперенные руки, крепко обняло Никиту Борисыча и поцеловало.

- А я давно ожидаю вас с царем к себе в покои, - пискливо, тоненьким голоском проговорило чудовище. И оттого, что его тоненький голосок не соответствовал громадному росту, стало еще страшнее Колычеву.

Царь низко поклонился пернатому чудищу.

- Здорово, райская птица!.. Бьем челом тебе, угощай нас с дальней дороги.

Никита Борисыч окончательно растерялся, в страхе уцепившись за рукав царского кафтана.

- Не бойся. Райские птицы прилетели ко мне во дворец, чтобы о рае небесном напомнить боярам... Кому же в раю быть, как не такому праведному боярину, как ты?

Царь рассмеялся.

- Ну-ка, райская птица, прокукуй: сколько лет жить на белом свете боярину Никите Колычеву?

Пернатое чудовище прокуковало один раз.

- Что так мало? - пожал плечами с удивлением царь.

- А долго ли пировать на белом свете царю всея Руси Ивану Васильевичу? - спросил он.

- Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!.. - усердно закуковало страшилище.

Двадцать... тридцать... пятьдесят... шестьдесят...

- Довольно! - стукнул об пол своим посохом царь Иван. - Довольно царю и того... Не правда ли? Я не завистлив.

- Не от нас то, государь, зависимо... - пролепетал Колычев.

- Так ли? Подумай: некая малость и от царя зависит? Не так ли?

- Выше бога и государя никого нет.

Пернатый подхватил Колычева под руку и с силою увлек к столу.

- Эй, не упирайся, боярин!.. - говорил царь, шутливо подталкивая Колычева посохом сзади.

- Садись! - крикнуло чудовище, усаживая Колычева на скамью.

Царь и пернатый сели тоже за стол.

- Великий государь, - со слезами в голосе взмолился Колычев, - как мне быть? В Разряд мне надобно! Отпусти меня на волю. Устал яз с дороги, да и в бане бы помыться, и святым угодникам в Кремле поклониться, о тебе молитву вознести...

- Пускай ответит тебе "райская птица"... Умишком я слаб. Где мне бояр учить! - сказал Иван.

Заговорил пернатый, потянувшись через стол к Колычеву:

- Добрый боярин! Не уходи! Не обижай меня. Побудь малость! Сам батюшка Иван Васильевич не гнушается моим теремом, а ты чином помельче... А и должен ты знать, что мы сегодня справляем с царем и тобою тризну по убиенной в твоей вотчине старухе-колдунье... Она не дает мне по ночам спать... Просит помянуть ее и царский Судебник...

У Никиты Борисыча потемнело в глазах. Словно сквозь сон он почувствовал, что ему суют в рот кубок с вином: потеряв всякую волю над собой, он выпил вино; за этим кубком другой, третий... Он слышал громкий хохот царя, видел его могучую фигуру перед собой, но разобраться в том, что творится с ним, Колычев никак не мог.

Наконец царский шут снова взял боярина под руку и в самое ухо ему пропищал нечеловечьим голосом: