Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

Никита представил гостям смущенного жениха, одетого в голубой шелковый кафтан, и его красавицу нареченную, зарумянившуюся, опустившую свой взор от стыда. Хитрыми, сластолюбивыми глазами осмотрели ее бояре, поцеловали молодых людей по очереди, - вот и все.

Шуйский, восприняв несколько кубков фряжского, в шутку тоненько запел, тряся рыжей бороденкой:

Я считала звезды на небе,

Я считала, не досчиталась

Своё подружки милыя,

Анны свет Никитишны.

Отстает наша подруженька,

Она от стада лебединого,

От лебединого, гусиного...

Затем, ни с того ни с сего, Шуйский стал расхваливать Бориса Федоровича Годунова.

- Славный у тебя, Никита Васильевич, племянничек, - хлопнув по коленке сидевшего с ним Никиту, весело проговорил Шуйский. - Государь батюшка знает, кого к себе приблизить... У Бориса Федоровича мудрая голова...

- Полно, Василий Иванович! - улыбнулся Никита. - Простой он человек, как и все: служит государю правдою - вот и все, - смиренно возразил ему Никита.

И Шуйский и Щербатый, оба вместе, воскликнули, грозясь шутливо пальцем:

- Ой, не хитри, ой, не хитри! Будешь лукавить - черт задавит.

Шуйский громко расхохотался:

- Ловчее теленка, батюшка, все равно не будешь.

Никита Васильевич покачал головой:

- Да проще теленка никого и нет.

- Нет, он ловчее всех! - воскликнул в каком-то неуместном восторге Василий Шуйский. - Теленок под хвост языком достает. Видишь, как он ловок!.. Ну, да это не беда, коли человек в иной час и слукавит. Не обижайся на меня, Никита Васильевич.

Осоловевший от вина Щербатый вдруг очнулся от дремоты, которая им неотразимо овладевала.

- Лошадей накормили? - ни с того ни с сего спросил он.

- Вот человек простой! - указал на него Василий Шуйский. - Мухи человек не обидит. Простота - великое дело. Наши деды жили просто, да жили лет по сто.

- Василий, накормили лошадей? - повторил сонным голосом Щербатый.

- Не кручинься, князь!.. О лошадях позаботятся, накормят... Чего уж тебе о лошадях заботиться?! Вот, Никита, сидим мы у тебя, и на душе легче стало. Бегу я от худых людей. Промеж худых, какой ни будь хороший, а все одно ему будет плохо. Годуновы у нас, у бояр, в почете. Любим мы Годуновых. А не слыхал ли ты, как здоровье-то у государя батюшки?.. Вчерась я не был во дворце.

- Не ведаю, батюшка Василий Иванович.

- А вот, может, телохранитель знает? - указал Шуйский пальцем на сидевшего рядом с Анной Игнатия.

- Государевы дела - его дела, батюшка Василий Иванович, - уклончиво ответил Игнатий, поднявшись со скамьи в знак уважения к боярскому сану.

- Добро, паренек! Государеву тайну береги пуще своего глаза, приветливо кивнул головой Игнатию Шуйский. - А вот какой этот английский посол! Поди ж ты, всего добился! Настойчивый, смелый... Что ты скажешь на это, Никита Васильевич?

- Государь батюшка знает, что делает... Во вред себе и нам ничего не учинит, - ответил Годунов.

Василий Шуйский почесал под рыжей бородой, улыбнулся, вздохнул.

- Ну, видать, пора нам и домой... Эй, князь, вставай! Поедем по домам. Поблагодарим Никиту Васильевича и Феоктисту Ивановну за гостеприимство, да уж с божьей помощью и по домам. В другой раз уж когда нето побываем.

Князь Щербатый поднялся с трудом, кряхтя, сопя.

- Да! - спохватился Шуйский. - Правда ли, что от Строгановых прибыл человек да сказал, будто того атамана Ермака сибирцы утопили?.. Болел я, во дворец не ездил. Не знаю.

Никита Васильевич перекрестился:

- Царство небесное и вечный покой Ермаку Тимофеичу! Верно то. Погиб храбрый воин. Погиб. О том и мне строгановские люди говорили... Но царство Сибирское нашим осталось... Там теперь наши люди.

- Истинно. Туда мой друг послан. Воеводой сидит там, дородный, дивный человек... дай бог ему там закрепиться!.. - сказал Шуйский, после прощания со всеми и, поддерживая Щербатого, вышел вон из дома.

Никита и Феоктиста Ивановна вышли в сени проводить бояр.

Оставшись одни, молодые люди бросились друг к другу в крепкое, горячее объятье. Насилу дождались они, когда уйдут бояре. Не ко времени приехали они. Никого теперь не надо Игнатию и Анне.

XI

В этот день царь Иван Васильевич с утра почувствовал себя лучше. Мелькнула надежда на выздоровленье, хотя слабость и не позволяла ему вставать и ходить. В последнее время его носили в кресле два здоровых бородатых гайдука.

Сегодня у него явилось желание побывать в своей государевой кладовой, служившей хранилищем золота, драгоценных камней, жемчугов и других ценных и диковинных вещей.

Самым любимым его занятием во время болезни было пересматривать хранившиеся здесь разные диковинные редкости.

Вот и теперь...

Сопровождаемый ближними боярами царь был перенесен в кресле в хранилище драгоценностей. Лицо его совсем одряхлело, пожелтело, покрылось морщинами. Под глазами повисли синие мешки. Взгляд его был острый, беспокойный.

При нем теперь неотлучно находился Годунов.

Низкие своды, покрытые розовой краской, узенькие из цветных стекол длинные окна придавали хранилищу уютный вид. На полу красовался громадный зеленый с малиновыми разводами ковер.