Иван Грозный: Кровавый поэт

Дабелов снял копию с этого списка и опубликовал статью. Однако бомба не рванула: иностранные ученые отчего-то дружно… как бы это поделикатнее… засомневались в подлинности списка. Разобиженный Дабелов оставил библиофильские изыскания и целиком сосредоточился на юриспруденции.

А через несколько лет к нему ворвался Клоссиус и вопреки хваленой немецкой невозмутимости насел, как крыловский медведь из басни на крестьянина: где оригинал списка? Оригинал где, доннерветтер? Событие мирового значения… бесценные книги… где оригинал?

Дабелов пожимал плечами: он, мол, давным-давно отправил оригинал назад в Пярну. Клоссиус рвал и метал: ну как так можно было - отослать назад бесценный документ? Но поправить уже ничего было нельзя. Клоссиус, как любой на его месте, помчался в Пярну, подгоняя кучера матом и подзатыльниками.

Однако старенький пярнский архивариус разводил руками: он не помнил, куда подевались эти самые старинные бумаги - и, кроме того, клялся, что никакого «списка» в глаза не видел, хотя знает все рукописи своего архива… Ну не видел такого списка, и все тут!

Клоссиус вернулся несолоно хлебавши. И принялся искать книжные сокровища по всем русским книгохранилищам, какие только существовали. Продолжалось это семь лет. Ни следа уникальных книг так и не обнаружилось, и Клоссиус с болью в сердце признал свое поражение. В статье, подводившей итоги напрасных поисков, он написал с горечью: «Если библиотека и была взята царем в слободу (Александровскую. - А. Б.), то она погибла во время смятений при Лжедмитрииях, или, может быть, при страшном пожаре Москвы в 1626 г.». И навсегда оставил надежду отыскать библиотеку, чем более не занимался. На несколько десятков лет воцарилась тишина, о «либерее» Грозного, содержавшей бесценные сокровища, начали забывать.

Вновь интерес к ней вспыхнул только в последнем десятилетии XIX в. В 1893 г. видный историк Н. П.Лихачев сделал доклад в Обществе любителей древней письменности. К Клоссиусу он не высказывал никаких претензий - не за что было, а вот в научной честности Дабелова сомневался. Точнее говоря, Дабелову он не верил ни на копейку, считая, что вся эта история выглядит крайне подозрительно: во-первых, настораживает, что некоторые сведения Дабелова удивительным образом совпадают с публикациями в зарубежной научной литературе - сначала за границей подробно изучили эту тему, а уж потом появилась статья Дабелова…

Во-вторых, странным выглядит поведение Дабелова, преспокойно отославшего бесценный документ назад в провинциальный архив, вместо того чтобы гордо предъявить научному миру. Элементарная добросовестность требовала «список пастора» показать серьезным историкам. И наконец, не странно ли, что архивариус из Пярну категорически отрицал, что в его учреждении вообще имелся такой документ?

В-третьих, настораживало, что Дабелов «забыл» имя пастора: оказалось, пастор был вовсе не безымянным, он подписал свои бумаги, вот только Дабелов его фамилию забыл, не записал по рассеянности… Лихачев писал прямо: «Самая забывчивость Дабелова относительно имени пастора с скептической точки зрения объясняется осторожностью человека, знакомого с тщательностью, с которой немцы разрабатывали свою историю: у немцев и пасторы XVI столетия могли оказаться на счету».

Словом, вывод следовал неутешительный: «список пастора» с перечислением уникальных книг, якобы сохранившихся в библиотеке Грозного, - измышленная Дабеловым подделка…

Другой видный историк того времени, С. А. Белокуров, известный тем, что в своих работах часто и много полемизировал с Лихачевым, на сей раз полностью соглашался со своим постоянным оппонентом. Он тоже считал «список пастора» подделкой Дабелова, более того, развивая тему, привел ряд новых аргументов в пользу именно такой точки зрения: из «записок пастора», строго говоря, вообще непонятно, о котором именно русском царе идет речь. Ни имен, ни подробностей. «Записка» составлена так неопределенно, что ее можно отнести и к шестнадцатому веку, и даже к восемнадцатому…

Правда, Белокуров проявил больше великодушия, чем Лихачев: он допускал, что Дабелов не был фальсификатором, а оказался введен в заблуждение «неизвестным лицом». Но главный вывод был тот же: «список пастора» фальшивка. Нет ни малейших доказательств, что в «либерее» Грозного имелись перечисляемые сокровища.

Белокуров обратился к прибалтийским ученым. Те предприняли обширные поиски с привлечением средств массовой информации - но никаких следов «записок пастора» не обнаружили. Мало того, в ходе поисков обнаружились еще более пикантные сведения: оказалось, что еще в 1776 г. библиотекарь русской Императорской Академии наук Бак-мейстер подвергал сомнению и подлинность рассказа пастора Веттермана…