Иван Грозный: Кровавый поэт

А потому дореволюционный историк русского крестьянства Беляев писал открыто: «Грозные государи московские Иоанн III и Иоанн IV были самыми усердными насадителями исконных крестьянских прав. В особенности, царь Иван Васильевич постоянно стремился к тому, чтобы крестьяне в общественных отношениях были независимы и имели одинаковые права с прочими классами русского общества».

Каков пассаж!? Одним махом «безумный тиран» превращается в защитника «трудового крестьянства»! Но в том-то и соль, что Беляев писал совершеннейшую правду. Иван Грозный не просто защищал крестьянские интересы - он еще и вводил на Руси самую натуральную д е м о к р а т и ю, какой в «передовых европейских странах» в то время и не пахло. Чуть позже я это буду доказывать, как говорится, с документами в руках.

Но не будем забегать вперед…

Все факты, дискредитирующие примитивную сказку о «кровавом безумце», были прекрасно известны и во времена Костомарова с Соловьевым, не говоря уж о Карамзине. Но историческая наука (к которой я отношусь с величайшим решпектом, как ясно уже читавшим мои прежние скромные труды) обладает стервозной особенностью отбирать и использовать только те факты, что укладываются в «общепринятую теорию». С фактами противоречащими поступают незатейливо: их попросту не замечают. Благо в стране под названием «Российская империя» существует уже и «образованное общество», и «передовая интеллигенция», одинаково жаждущие откровенного примитива в красивых обертках…

А потому до революции сторонники черной легенды о «безумном тиране» составляли то подавляющее большинство, которое как раз и владеет умами. После революции, как легко догадаться, положение ничуть не улучшилось: кто бы стал заниматься вдумчивым и объективным изучением личности и поступков Грозного, если все без исключения самодержцы были объявлены «сатрапами» и «тиранами»? И все написанное о «сумасшедшем тиране Грозном» как нельзя лучше иллюстрировало большевистские тезисы о «порочности царизма».

И появлялись стихотворные строки вроде написанных Владимиром Лутовским:

…От белых поповен в поповском саду,
от смертного духа морозного,
от синих чертей, шевелящих в аду
царя Иоанна Грозного…

С одной стороны, вновь присутствует некая шизофреническая раздвоенность мысли: если ад и рай являются не более чем «поповскими выдумками», то как может советский поэт рассуждать, куда именно после смерти попал Грозный? С другой же - ничего нового, все в русле концепций еще времен Карамзина…

И только после окончания Великой Отечественной о Грозном начинают писать о б ъ е к т и в н о. Потому что таково указание Сталина. А Сталин п о н и м а л Грозного, как мало кто другой - ему самому пришлось вести ту же самую борьбу со с в о и м и зажравшимися и обнаглевшими боярами, разве что назывались сталинские бояре иначе, но суть была та же…

Вот только после смерти Сталина и «разоблачения культа» многое вернулось на круги своя. Наряду с объективными исследованиями появляются и опусы, проникнутые прямо-таки патологической, нерассуждающей злобой к Грозному, уже не имеющие ничего общего с научными трудами…

Как говаривал один из персонажей Стругацких, уж на что я привычный человек, ребята, но и меня замутило…

Лично меня прямо-таки замутило, когда в одной из книг крайне мною уважаемого автора я вдруг прочитал, что, оказывается, «впервые регулярную армию в России создал Петр I». Автор этот, с его знанием истории, уж никак не мог запамятовать, что в п е р в ы е регулярную армию в России создал как раз Иван Грозный. Но к Грозному он отчего-то относится со столь патологической ненавистью, что пошел на явный подлог, о чем сам конечно же, прекрасно знает… Такие вот печальные последствия «карамзинщины» порой встречаются…

Но предисловие, сдается мне, несколько затянулось. А потому пора перейти к главному, то есть беспристрастному по возможности рассказу об Иоанне Васильевиче Грозном, могучем, страшном и несчастном человеке. Частенько после той или иной книги «черной серии» в мой адрес слышится уже прискучившее нытье, смысл коего сводится к одному: автор снова пытается злонамеренно кого-то «реабилитировать».

Во-первых: а чем, собственно, так уж скверно намерение кого-то реабилитировать? В том случае, конечно, если на человека возвели заведомо несправедливые обвинения?

Во-вторых, я никогда особенно не стремился играть роль «реабилитатора». Я просто-напросто пытался по мере возможностей, насколько удавалось, представить объективную картину прошлого. Если мне попадался миф и удавалось доказать, что это именно миф, выдумка, сплетня, я так и поступал. Если удавалось довести до читателя некие «реабилитирующие моменты», то кто ж виноват, если именно они обнаруживаются при глубоком изучении с е р ь е з н ы х источников? Ну, а если кому-то всего-то навсего не хочется расставаться с привычным мифом, то это его личные медицинские проблемы, которые я решать не обязан…