Иван Грозный — многоликий тиран?

Но я не терял надежды. Если Господь избрал Ивана и вручил ему державу, то Он и защитит его, и направит. Проведет его через страдания тяжкие, пошлет ему испытания многотрудные, но не даст погибнуть и выведет на дорогу широкую, светлую, и даст ему царствование долгое и счастливое. «Господи, спаси и сохрани Ивана! На Тебя одного мое упование!» — повторял я каждодневно в молитве вечерней, только это поддерживало мою надежду и мои силы.

Глава 6. Иван Молодой

[1563–1564 гг.]

Я уже говорил вам, что из двоих сынов брата моего старший, Димитрий, был мне ближе, он чем-то походил на меня, да и времени я проводил с ним много больше, чем с младшим Иваном, и вложил в него часть души моей. Лишь после гибели безвременной Димитрия сошелся я с Иваном и возлюбил его всем сердцем.

Был он похож невероятно на отца своего, не только внешне, но и складом душевным. Так же, как и брат мой, был он осенен всеми добродетелями, умен, храбр, честен и добр, с волей крепкою и сердцем, направленным к Богу. Вот только все эти качества, ему природой щедро отпущенные, были подавлены дурным воспитанием и покрыты грязью, которая с каждым годом налипала все больше и панцирем непробиваемым обволакивала его светлую душу. Но я, быть может, единственный, чувствовал этот огонь священный, глубоко в сердце его горящий, и всеми силами пробовал пробиться к нему и раздуть его сильнее.

Возлюбил же я Ивана за сиротство его и за страдания, им в детские годы невинные испытанные. Как и я, не знал он в жизни своей ни отца, ни матери. В колыбели младенческой увезли его Захарьины в свои вотчины дальние и там на несколько лет скрыли от глаз людских. Зачем забрали его с собой Данила и Никита Романовичи во время отъезда своего после суда памятного, мне неведомо, вероятно, для козней будущих. Но никто им в этом не препятствовал, младший брат государя никого в державе нашей не интересовал, это я вам уже не один раз разъяснял. Только царица Анастасия могла что-либо возразить, но ее тогда по причинам разным никто не слушал, даже и братья ее родные.

Так и вырос Иван в углу медвежьем без ласки материнской и наставлений отеческих. Окружала его родня захарьинская, дальняя, не знающая правил жизни нравственной и благочестивой. Снедала их жажда власти безрассудная и грызла обида за то, что их от той власти отставили. Проводили они месяцы и годы своего изгнания в мечтах о мести, о том, как покарают они бояр московских, каждого по отдельности и всех вместе, какую казнь каждому назначат и какое имущество отберут. Эти разговоры слышал Иван с первых своих лет вместо сказок, его возрасту приличествующих.

Был у него только один друг, вместе с ним росший, Федька Романов, которого он одного любил и почитал как брата своего старшего. В сущности, он и был его братом, двоюродным, по матери. Федор был почти четырьмя годами старше Ивана, и младший тянулся за старшим во всем. В детстве это даже хорошо, так младший взрослеет быстрее, силы и ума набирается. В годы же отроческие это может быть хорошо только тогда, когда старший являет собой пример благочестия и поведения достойного, как было у нас с братом. Но Федька! Рано распробовавший вино и развязавший узел девства, он и Ивана приобщил к этому в такие годы, когда этим не то что заниматься, но даже знать непозволительно. Происходило все это втайне от меня, а когда открылось, то я ничего уже не мог исправить.

Воспитанием и образованием Ивана, вплоть до его встречи со мной, никто не занимался. Внедрили в него единственную мысль, что будет он когда-нибудь царствовать на Руси — в этом почему-то Захарьины всегда были уверены, да объяснили, что царствовать — значит, делать все, что тебе пожелается, награждать без дела и карать без вины. При этом не озаботились растолковать ему обязанности святые помазанника Божия, что такое есть справедливость и милосердие. И к церкви христианской не приучили, ибо Захарьины сами были нетверды в вере православной, как мы все знаем.