Иван Грозный: «мучитель» или мученик?

Так переплетались внешнеполитические интересы молодого Русского государства с интересами и устремлениями тех православных земель, которые были захвачены его воинственными соседями. Борьба за воссоединение единокровного и единоверного населения этих земель в едином государственном организме Московской державы, борьба за подлинную, а не мнимую, как на объятом жесткими тисками Реформации Западе, свободу вероисповедания для традиционно православного населения Украины и Белоруссии станет одним из основных факторов внешней политики России XVI века, одним из основных, но не единственным.

Дело в том, что едва окрепшая после тяжелейшего татарского ига Московская Русь мгновенно стала центром притяжения и, если можно так сказать, центром духовной надежды не только для тех народов, которые выпестованы были в колыбели древнего Киева. Нет, здесь, на Востоке Европы, в отличие от расколотого Реформацией Запада, именно религия — древнее ортодоксальное христианство (православие) стало главной объединяющей силой для народов этого региона, главным знаменем их борьбы против наступающей Османской империи. Но, как уже отмечалось выше, к концу XV века почти все народы юго-востока Европы были покорены турецкими войсками, включая крупнейший исторический центр православия — Константинополь, где с древнего прекрасного храма Святой Софии завоевателями был свергнут крест и водружен полумесяц (остающийся там и поныне), а сам храм обращен в мечеть. С того момента все утратившие собственную государственность греки, болгары, сербы с надеждой смотрели только на Московскую Русь — единственную православную страну, отвоевавшую собственную независимость. Оплотом и защитником мирового православия для них справедливо становилась теперь именно Москва, от которой они, подобно единоверным братьям в Белоруссии и Украине, тоже ждали помощи.

Эту общую боль и общую надежду всего православного славянства и выразил старец Филофей из псковского Елизарова монастыря, создавая свою знаменитую теорию о «Москве — третьем Риме». Обращаясь с посланием к Василию III, он писал о богоустановленном единстве всего христианского мира, о том, что первым мировым центром был Рим старый, «Великий», который, по многим грехам, не сберег чистоты веры и впал в ересь католицизма; за ним возвысился Рим новый — Константинополь, также по многим грехам нарушивший истинное православие, за что попущением Божиим и оказался под властью «неверных». Ныне же на их место встает третий Рим — Москва, а четвертому не бывать.[24]

О том, что подобные заявления вытекали из реальных исторических событий и являлись плодом их глубокого осмысления, а не каких-то фантастических экспансионистских замыслов Кремля, как это выходит по г-ну Радзинскому, о том, что Москва действительно была последней надеждой на избавление и действительно оказывала помощь порабощенным славянам, свидетельствуют все те же исторические факты. Так, в 1509 г. к великому князю Василию III прибыла из Сербии целая делегация. Посланцы белградского митрополита Феофила и деспотицы Ангелины, жены ослепленного и убитого турками последнего сербского деспота (царя) Стефана, просили московского государя оказать Белградской митрополии материальное вспомоществование, стать ее официальным покровителем ввиду того, что сербские правители утратили независимость и не могут более материально поддерживать церковь.[25] В ответ на эту отчаянную просьбу в Сербию незамедлительно были отправлены богатые пожертвования, точно так же, как отправляли их еще задолго до Василия III его предшественники — в Белград, в Тырново и даже на далекий Афон в Греции. Не случайно один итальянский автор писал в 1575 г.: «Все народы Болгарии, Сербии, Боснии, Мореи и Греции поклоняются имени великого князя Московского, так как он принадлежит к тому же самому вероисповеданию, и не надеются, что их освободит от турецкого рабства чья-либо другая рука, кроме его».[26]