Царь Иван не раз поучал сына-наследника, как ему «людей держати… и во всем их умети к себе присвоивати». Но сам он не умел «присвоить», надолго подчинить своим целям даже «ближних людей». В характере Ивана была одна удивительная черта: при всей своей подозрительности и жестокости он, как верно подметил В.О. Ключевский, обладал особой привязчивостью. Людям, умевшим доказать ему свою преданность, Грозный доверял безгранично, до излишества. Будучи человеком душевно неуравновешенным, легко поддающимся внушениям, царь постоянно подчинялся влиянию фаворитов. Без их совета он не мог обойтись ни при решении важных политических дел, ни при выборе очередной невесты. Сильвестр был первым учителем жизни Ивана. Адашев увлек его замыслом обширных реформ. Алексей Басманов, один из лучших воевод XVI в., внушил ему мысль об опричнине – правлении, основанном на неограниченном насилии. Скуратов завоевал его благосклонность беспощадной расправой с «изменниками».
Сколь бы долго ни подчинялся Грозный влиянию временщиков, он в конце концов безжалостно уничтожал их. Рушились авторитеты – рушились привязанности. Адашев сгинул в опале, его программа реформ была предана забвению. Опричную затею постигла неудача, и по царскому повелению Басманов-сын зарезал Басманова-отца.
Один Скуратов сумел избежать участи своих предшественников. Но никто не может сказать, как сложилась бы судьба царского любимца, если бы в зените славы шведская пуля не оборвала его жизнь.
В дни отречения от престола царь пережил сильное нервное потрясение, вызвавшее тяжелую болезнь. В последующие годы царь, до того обладавший несокрушимым здоровьем, начал настойчиво искать хороших врачей в заморских странах. После новгородского разгрома в земщине много толковали о том, что Бог покарал Ивана неизлечимой болезнью. Очевидцы передают, что царь был подвержен припадкам, во время которых он «приходил как бы в безумие», на губах выступала пена. Внезапные вспышки ярости и невероятная подозрительность царя, возможно, связаны были с какой-то нервной болезнью. Но все же влияние недуга на характер Грозного и события его времени не следует преувеличивать. Жестокость Грозного нельзя объяснить только патологическими причинами. Вся мрачная, затхлая атмосфера средневековья была проникнута культом насилия, пренебрежения к достоинству и жизни человека, пропитана всевозможными грубыми суевериями. Царь Иван Васильевич не был исключением в длинной веренице средневековых правителей-тиранов.
Кровавое правление царя Ивана оставило глубокий след в памяти современников. В годы террора погибло около 4 тысяч человек. Такими были масштабы опричного террора в XVI в., когда население страны не превышало 5 – 8 миллионов.
Современников поражало соединение в личности царя святости и благочестия с кровожадностью и мучительством. Но именно таким был идеал царя в глазах Ивана IV. Государю подобает быть то «кротчайшим», то «ярым»; к «благим» проявлять милость, ко злу – «ярость и мучение, аще ли сего не имея, несть царь». Пролитие крови грешников оправдано самой сутью царской власти (А.Л. Юрганов).
Деяния монарха направляло не только благочестие, но и страх. По мере нарастания террора все большее значение в политической жизни государства приобретали всеобщий страх и подозрительность. Жертвою страха стал и сам Грозный. К концу жизни этот прирожденный лицедей не мог более скрывать свои переживания от постороннего взора. Современники замечали странное несоответствие между царственной осанкой московита и выражением его глаз, которые постоянно бегали и наблюдали за всем с большим вниманием. Приведенные слова принадлежат австрийскому послу. При безмерном самомнении, которое поддерживалось постоянной лестью и славословием придворных, отметил папский посол, в царе заметна была подозрительность. Сквозит она и в литературных произведениях Грозного. На склоне лет царь Иван IV сочинил канон грозному ангелу, полный страха смерти, бреда преследования и чувства одиночества (Д.С. Лихачев).
Страх загнал царя Ивана в опричную Слободу. На протяжении многих лет он жил там затворником под надежной охраной и никуда не выезжал иначе как в сопровождении многих сотен вооруженных до зубов преторианцев. Постоянно опасаясь заговоров и покушений, царь перестал доверять даже ближайшей родне и друзьям. Новые сподвижники Ивана старательно культивировали его подозрения. В пору кровавых оргий опричнины царь действовал как человек, ослепленный страхом. Однажды Фридрих Энгельс заметил, что эпоху террора нельзя отождествлять с господством людей, внушающих ужас: «Напротив того, это господство людей, которые сами напуганы. Террор – это большей частью бесполезные жестокости, совершенные для собственного успокоения людьми, которые сами испытывают страх».