Иван Грозный. Подробная биография

Грозный постарался убедить монахов в серьезности своих слов и тотчас пожертвовал им крупную сумму, с тем чтобы ему отвели в стенах обители отдельную келью. Келья была приготовлена немедленно.

Несмотря на все старания сохранить в тайне Содержание кирилловской беседы, слухи о намерениях царя дошли до земщины и произвели там сильное впечатление.

Влиятельным силам земщины пострижение Грозного казалось лучшим выходом из создавшегося положения. Они не питали более сомнений насчет того, что без удаления царя Ивана нечего думать об уничтожении опричнины. Между тем литовцы готовились к новой кампании против России. Не надеясь сокрушить противника силой оружия, они строили расчеты на использовании его внутренних затруднений. Будучи осведомлены об усилившихся трениях между опричниной и земщиной, литовцы попытались ускорить выступление недовольных и обратились с тайными воззваниями к главным руководителям земщины – Челяднину, Бельскому, Мстиславскому и Воротынскому. Ввиду того что Воротынский по милости царя сидел в тюрьме (он только что получил свободу), литовцы возлагали на него особые надежды. Удельный князь должен был возглавить вооруженный мятеж. Король обязался прислать ему в помощь войска и передать во владение все земли, которые будут отвоеваны у царя. Чтобы ускорить дело, король послал в Россию в качестве лазутчика старого «послужильца» Воротынских Козлова, ранее бежавшего в Литву.

Лазутчик пробрался в Полоцк, где находился Челяднин, и вручил ему письма.

Планы вооруженного мятежа в земщине были разработаны в мельчайших деталях. Но исход литовской интриги полностью зависел от успеха тайных переговоров с конюшим. Согласится ли опальный воевода использовать весь свой громадный авторитет для того, чтобы привлечь к заговору других руководителей земщины, или откажется принять участие в затеянной авантюре и выдаст лазутчика властям – этим определялись дальнейшие события. Воевода пограничной крепости мог без труда бежать в Литву, куда его настойчиво звал король. Но он не пожелал последовать примеру Курбского и, по-видимому, сам выдал царю лазутчика. Узнав о поимке шпиона, Грозный выехал из Вологды в столицу и занялся «розыском измены».

Следствие обнаружило отсутствие каких бы то ни было серьезных оснований для обвинения земских бояр в государственной измене. Спустя два месяца царь доверительно рассказал английскому послу Дженкинсону, что сначала он страшно разгневался на бояр, но потом решил не придавать никакого значения козням польского короля, желавшего возбудить подозрения и «вызвать обвинение различных его сановников в измене». Грозный не без оснований заключил, что автором изменнических писем к его боярам был эмигрант Курбский.

Полемика с Курбским, так взволновавшая царя накануне опричнины, оборвалась очень быстро. Теперь возникла возможность продолжить спор, и царь не захотел ее упустить. Он велел земским боярам писать ответ на тайные литовские грамоты и, по-видимому, сам приложил руку к их составлению. В посланиях прозвучали излюбленные идеи царя о происхождении московской династии от кесаря Августа, о божественной природе самодержавной власти наследственных, а не выборных московских государей. Главные бояре притворно соглашались принять литовское подданство и иронически предлагали королю поделить между ними всю Литву, чтобы затем вместе с королем перейти под власть «великого государя его царьского вольного самодерьжства», а уж Иван Васильевич «оборонит» их всех от турок и татар.

Без участия царя составлена была только грамота, подписанная Федоровым-Челядниным. Конюший избегал бранных выражений, которыми пестрели письма других бояр, и саркастически высмеивал попытки литовских панов вмешаться в русские дела. «Вам, пане, – писал он, – впору управиться со своим местечком, а не с Московским царством».

Обмен ругательными посланиями, кажется, не удовлетворил Грозного. Он решил отпустить в Литву лазутчика и через него на словах передать королю все, что осталось недосказанным в письмах. Но лазутчику не суждено было вернуться в Литву. Нечаянным нападением литовцы разгромили рать воеводы Петра Серебряного в 70 верстах от Полоцка. Поражение земских воевод произвело в Москве тягостное впечатление. От заносчивого настроения, сквозившего в «боярских» посланиях, не осталось и следа. Царь утратил интерес к бранчливой переписке с королем и, отложив перо, взялся за меч для вразумления соседа. Язвительные ответы так и не были отосланы литовцам, а лазутчика посадили на кол.