Иван - я, Федоровы - мы

Замковый и подносчик поначалу терялись. От каждой мины припадали к земле. Но мальчишка бесперебойно вел огонь, и им ничего не оставалось, как помогать ему. А в бою, когда занят делом, страх отходит.

Ваня едва успевал наводить орудие и палить по танкам, которые со всех улиц ринулись на площадь. Что делалось у других орудий? Как там лейтенант, комиссар, Черношейкин и другие?.. Этого Ваня не мог увидеть - вокруг все закрыло вздыбленной землей. По звонким выстрелам "сорокапяток" понял, что они ведут бой.

Сколько продолжалась первая атака, он не знал. В горячем бою теряешь чувство времени - иногда минута покажется часом, и наоборот.

Танки не смогли прорваться на площадь, восемь из них остались гореть. Один танк поджег Ваня. Остальные стали отползать к развалинам. Не успели они скрыться, как опять налетели самолеты. Бомбили долго. Потом снова атака... Ваня по слуху определил, что крайнее орудие уже не стреляет. Что с лейтенантом?

А в это время Дымов и комиссар сами вели огонь из противотанковых ружей, потому что оба бронебойщика погибли в самом начале боя.

Несколько раз лейтенант оглядывался на левое орудие. Но через бурую стену сухой земли ничего не было видно. "Успел ли уехать Ванюшка на ту сторону Волги?" - подумал с тревогой. Ему жаль было, что они по-настоящему не простились, и очень хотелось, чтобы "братишка" сейчас был в безопасности.

После второй бомбежки он собрался бежать к левому орудию, а пришлось броситься к правому - туда угодила бомба. Откопали они с комиссаром наводчика - и снова к бронебойкам...

Теперь фашисты двинули вперед автоматчиков. Снопы пуль с грохотом отбойного молотка стучали по щиту орудия. Только Ваня успел пригнуться, как вдребезги разнесло панораму и убило подносчика снарядов.

- Давай сюда! - махнул Ваня одному из бойцов, что укрывались в ровике, и стал наводить орудие по стволу.

Танки все ближе... А "охотники" с бутылками горючей смеси молчат, словно вымерли в круглых "колодцах". "Живы ли они?.. - подумал Ваня. Если погибли, и нам жить недолго..." Он не знал, что лейтенант запретил "охотникам" вступать в бой, пока танки не минуют их, чтобы наверняка швырять бутылки в моторную часть.

Вот уже больше десяти танков проскочили "колодцы" и с ревом устремились на пушки. Сейчас раздавят!.. Но тут им в хвост полетели бутылки с горючкой. Синим огнем запылала жидкость на броне. Загорелись моторы, взорвались башни со снарядами. Идущие следом танки застопорили. Поползли назад. А истребители продолжали бить по ним из орудий.

Будто огненное ожерелье, полукругом пылали на площади четырнадцать танков. Но радость была недолгая. В небе опять "хейнкели", "юнкерсы", "мессершмитты"...

Горели развалины, асфальт, земля. Казалось, все живое уничтожено. Но когда снова ринулись танки, а за ними роты автоматчиков, истребители продолжали сражаться в бушующем огне. Раненые комиссар и лейтенант с группой бойцов палили из бронебоек, автоматов, швыряли гранаты. Немцы окружали их, вот-вот замкнется кольцо...

Ветром отнесло черный дым, развеяло бурую завесу земляной пыли. Грянул лейтенант и ахнул: из левого орудия вел огонь Ванюшка! Значит, не успел на ту сторону. И до боли обидно было Дымову, и гордость охватила за младшего "братишку"... Не ушел, не оставил его. "Отобьем сейчас фашистов, - решил он, - брошусь к нему... Не спасу, так вместе смерть примем".

Ваня тоже увидел своего лейтенанта, оторвался на миг от пушки, махнул рукой: "Будь спокоен за меня, Огонек!.." Немецкие автоматчики всё ближе, танки слева пошли в обход площади. Схватился Ваня за станину, разворачивает с бойцами пушку... Убило одного бойца, другого тяжело ранило, не вояка уже он. Надрываясь, Ваня рванул станину, повернул орудие на танки. Дал два выстрела. Кончились снаряды. А немцы совсем уже близко. Тогда прыгнул в ровик, схватил автомат убитого и ударил в упор.

Строчит Ваня по фашистам... Посмотрит: жив ли его лейтенант? Жив! И ему легче.

А лейтенант тоже оглянется на Ваню, и будто силы прибавится. "Продержись, братишка, еще маленько, - повторяет он про себя. - Отгоним, приду к тебе на выручку..."

Все гуще рвутся снаряды вокруг Ваниного ровика, и видит Дымов, как у мальчишки выпал автомат, схватился он за левую руку...

Раздробило Ване локоть, - боль такая, что мочи нет. А немцы лезут. Пока есть еще одна рука, не одолеть его. Он остервенело швырнул гранату, вторую, третью... Кровь хлестала из перебитой руки, а он все бросал, будто ненависть погибших воплотилась в нем одном. И сами фашисты, расстреливая в упор русского мальчишку, дивились его храбрости. И бойцы вслед за ним делали то, что казалось невозможным: сражались небольшой группкой против десятков вражеских танков, обороняя в северной части Сталинграда родной клочок земли.

Знал Дымов, что не прорваться через кольцо фашистов, окруживших его с комиссаром, и все же бросился к Ване на выручку. Комиссар схватил его:

- Стой! Справа, гляди, справа прорвались, сволочи!.. - и толкнул Дымова к орудию.