Нет никакого сомнения, что княжение Ивана Васильевича было в высокой степени блестяще, и потому только при нем западная Европа более серьезное внимание обращает на дикую Московию. Иван Васильевич меняется посольствами с разными государствами, не только европейскими, но и восточными, азиатскими. В летописях и официальных документах за последние годы жизни Ивана Васильевича мы постоянно встречаемся с известиями о прибытии и отбытии каких-нибудь иностранных послов и о частых московских посольствах в чужие края. Для краткости скажем вообще, что эти посольства касались или просто одной вежливости, оказываемой сильному и славному своими делами соседу, любви и дружбы, как тогда говорили, или практических целей, как договоры против каких-нибудь врагов, которые имелись у договаривающихся лиц, или, наконец, эти посольства, вместе с тем и другим, касались еще и чисто семейных дел, как брачные союзы. Но московский князь особенное внимание обращал еще на совершенное почти отсутствие в Московской земле таких людей, как разного рода ремесленники, мастера и художники, и с целью приобретения таких людей часто отправлял послов в западную Европу.
В начале своего царствования Иван III все еще был татарским данником; его власть все еще оспаривалась удельными князьями; Новгород, стоявший во главе русских республик, господствовал на севере России; Польско-литовское государство стремилось к завоеванию Московии, наконец ливонские рыцари еще не сложили оружия.
К концу царствования мы видим Ивана III сидящим на вполне независимом троне об руку с дочерью последнего византийского императора (племянницей. – А.А.). Мы видим Казань у его ног, мы видим, как остатки Золотой Орды толпятся у его двора; Новгород и другие русские республики покорны; Литва уменьшилась в своих пределах и ее король является послушным орудием в руках Ивана; ливонские рыцари разбиты.
Изумленная Европа, в начале царствования Ивана III едва ли даже подозревавшая о существовании Московии, стиснутой между Литвой и татарами, была ошеломлена внезапным появлением огромной империи на ее восточных границах, и сам султан Баязет, перед которым она трепетала, услышал впервые от московитов надменные речи.