Иван III

И все же вступление Ивана на отцовский престол, при всей его предопределенности и бесспорности, конечно, привлекло всеобщее внимание. Появление молодого и обаятельного великого князя на троне, где привыкли видеть его страшного отца, было событием радостным и вселявшим надежду. Сам Иван чувствовал потребность отметить свое восшествие на престол каким-то памятным деянием. К тому же ему хотелось самым наглядным образом закрепить право на престол за своим четырехлетним сыном Иваном Молодым. Государь не был уверен в том, как поведут себя младшие братья в случае его внезапной кончины. Лучшим способом заявить о себе и о своем сыне как о новых правителях «всея Руси» Иван счел чеканку золотых монет. Одна такая монета сохранилась в собрании Государственного Эрмитажа и известна в нумизматической литературе под названием «угорского» или «московского» золотого Ивана III. Это золотая монета весом 3,59 грамма, выполненная по образцу золотого дуката венгерского короля Матвея Корвина (1458–1490). На лицевой ее стороне — изображение стоящего человека с секирой в одной руке и державой — в другой; на оборотной — разделенный на четыре поля геральдический щит Корвинов. Надпись на лицевой стороне — «князь великий Иван Васильевич», на оборотной — «князя великого Ивана Ивановича всея Руси». Полагают, что эти монеты чеканил для Ивана III в 1462 году живший в Москве итальянец Джакопо (131, 285). «Московский золотой 1462 года не только был декларацией внутренней политики Ивана III, он должен был свидетельствовать о международном значении Руси, о том, что и она, как и другие европейские государства, имеет свою золотую монету. Характерно, что три таких золотых были посланы… миланскому герцогу, а два других — иноземным мастерам, направлявшимся работать в Россию» (131, 288).

(Чеканка «угорских» золотых в 1462 году носила эпизодический характер и вскоре была прекращена. Вероятно, братья Ивана III не хотели признать за несовершеннолетним Иваном Молодым титул «великого князя» и величать его «братом старейшим». Этого признания Иван III сумел добиться только в начале 70-х годов XV века. И все же «угорский» золотой Ивана III стал важной вехой в истории денежной системы средневековой Руси. Полагают, что его изготовлением Иван положил начало русской золотой чеканке (131, 289). Среди исследователей существуют разногласия по вопросу о том, являлись ли эти золотые собственно монетами или же их использовали только в качестве наградных знаков. Очевидно, имело место и то и другое. Однако золотые монеты были отчеканены в небольшом количестве и по многим причинам не прижились в экономических отношениях тогдашней Руси.)

В среду 5 мая истекал срок положенного 40-дневного траура по Василию Темному. На Боровицком холме вновь началась череда приемов, торжеств, церемоний. Братья Ивана: 21-летний Юрий, 15-летний Андрей Большой, 12-летний Борис, стали разъезжаться по своим новым владениям. Отроки и юноши, впервые почувствовавшие себя вполне свободными, они наслаждались ролью самостоятельных правителей. Пока еще никто не роптал на малость своей доли, на прижимистость старшего брата. «И седоша по своим вотчинам, и бысть промежи ими мир и любовь» (30, 185).

В четверг 13 мая состоялось уже год как ожидаемое поставление нового владыки на ростовскую кафедру. Им стал архимандрит Спасского монастыря в московском Кремле Трифон — тот самый Трифон, который в бытность свою игуменом Кирилло-Белозерского монастыря освободил Василия Темного от клятвы верности Дмитрию Шемяке. Вернувшись к власти, Слепой приблизил его к своему престолу.

Рукоположение Трифона состоялось не в воскресенье, как обычно, а в четверг, на другой день после Преполовения Пятидесятницы. Трудно сказать, чем обусловлено было такое решение митрополита Феодосия. Как бы там ни было, но уже через десять дней (в воскресенье 23 мая) новый владыка торжественно въехал в Ростов. Праздник Вознесения (27 мая 1462 года) он встречал уже вместе со своей паствой (30, 185).

В московском Кремле продолжалось начавшееся еще при Василии Темном каменное строительство. 27 июля 1462 года (в день памяти святого Пантелеймона) была освящена церковь святого Афанасия с приделом во имя святого Пантелеймона. Она располагалась рядом с Фроловскими (ныне Спасскими) воротами Кремля (71, 27). «Ставил» храм известный строитель того времени Василий Дмитриевич Ермолин (29, 157). Кто был заказчиком сооружения — источники не сообщают. (Некоторые предположения на сей счет читатель найдет в главе 14.)

Как и другие каменные храмы московского Кремля, Афанасьевская церковь имела свою историю. Первая церковь с этим посвящением существовала в Кремле еще во времена Дмитрия Донского (25, 139). Вероятно, именно он выстроил ее в память о своей свадьбе с княгиней Евдокией, которая состоялась в день памяти святителей Афанасия и Кирилла Александрийских — 18 января 1366 года. Сам по себе святой Афанасий почитался как непреклонный борец против еретиков. Может быть, поэтому посвященный ему храм был выстроен в охваченном ересью стригольников Новгороде в 1416 году.