Иван III

Важнейшим условием своевременного исполнения распоряжений центральной власти было наличие развитой сети дорог. Возможность быстрого и безопасного передвижения по дорогам — один из главных признаков сильного государства. Этого же требуют и интересы торговли. При Иване Великом в Московском государстве имелась четко действовавшая система ямской гоньбы, заимствованная русскими у Золотой Орды. (Само слово «ям» происходит от монгольского «дзям» — дорога.) В завещании Иван велит сыновьям сохранять ее: «А сын мой Василеи на своем великом княженье държыт ямы и подводы на дорогах по тем местом, где были ямы и подводы на дорогах при мне. А дети мои, Юрьи з братьею, по своим отчинам дръжат ямы и подводы на дорогах по тем местом, где были ямы и подводы по дорогам при мне» (6, 362). Ямская служба, несомненно, существовала на Руси и до Ивана. Однако судя по тому, как настойчиво он требует от сыновей поддерживать ее именно в том виде, в каком она была при нем, он внес в систему какие-то свои усовершенствования, которыми очень дорожил (67, 53). Наследники Ивана Великого не только сохранили ямскую службу, но и постепенно совершенствовали ее, устраивая новые ямы, обеспечивая ямщиков землей, присматривая за состоянием дорог.

Действенным средством усиления авторитета центральной власти были жестокие расправы с теми, кто так или иначе становился на ее пути. Этот метод Иван применял столь же энергично, сколь и расчетливо. Тем же путем шли и его наследники, неуклонно ужесточавшие свой политический режим. (Эту сторону дела довел до абсурда Иван Грозный, во многом представлявший собой карикатуру на Ивана Великого, которому он стремился подражать.)

Деспотический характер власти московских князей отчетливо проявился уже при Василии III. Теперь времена Ивана III казались почти либеральными. В 1525 году несколько московских вольнодумцев оказались под следствием за непригожие разговоры о великом князе. Один из них, знаменитый книжник Максим Грек, так пересказывал дознавателям слова своего приятеля боярина И. Н. Берсеня Беклемишева: «Добр-деи был отец великого князя Васильев князь великий Иван и до людей ласков… а нынешний государь не по тому, людей мало жалует; а как пришли сюда грекове (греки во главе с Софьей Палеолог. — Н. Б.), ино и земля наша замешалася; а дотоле земля наша Русскаа жила в тишине и миру…» В другом разговоре Берсень еще резче высказывался о Василии III: «Государь-деи упрям и въстречи (возражений. — Н. Б.) против собя не любит, кто ему въстречю говорит, и он на того опалается (налагает опалу. — Н. Б.); а отец его князь велики против собе стречю любил и тех жаловал, которые против его говаривали» (80, 283–284).

(Последнее замечание Берсеня, вероятно, отражает главным образом его личные отношения с обоими правителями. Однако в нем есть и зерно исторической истины. Конечно, Иван III, как и любой монарх, не любил возражений. Однако он умел выслушивать их из уст тех людей, с чьим мнением считалсН.Быть может, именно поэтому вокруг его трона было немало выдающихся личностей.)

Атмосферу всеобщего холопства, лжи и произвола, которая воцарилась при дворе Василия III, ярко изображает в своих «Записках» С. Герберштейн: «Хотя государь Василий был очень несчастлив в войне, его подданные всегда хвалят его, как будто он вел дело со всяческой удачей. И пусть домой иногда возвращалась едва ли не половина воинов, однако московиты делают вид, будто в сражении не потеряно ни одного. Властью, которую он имеет над своими подданными, он далеко превосходит всех монархов целого мира. Он довел до конца также и то, что начал его отец, именно: отнял у всех князей и у прочей знати все крепости и замки. Даже своим родным братьям он не поручает крепостей, не доверяя им. Всех одинаково гнетет он жестоким рабством…» (4, 72).

Василий III почти завершил начатую его отцом борьбу с удельной традицией, противоречившей новым принципам государственного устройства. Методы борьбы использовались примерно те же самые. Василий внимательно следил за действиями четырех своих братьев. Он не разрешал им жениться. Старший из них, Юрий (1480–1536), в 1510 году поссорился с Василием; ссора была улажена при посредничестве Иосифа Волоцкого (152, 130). При жизни Василия Юрий ничем более не проявлял своих амбиций. Однако уже через неделю после кончины великого князя, последовавшей 3 декабря 1533 года, новое правительство во главе с княгиней-вдовой Еленой Глинской решило на всякий случай упрятать Юрия в темницу. Его арестовали в Москве и поместили в тот же самый каменный мешок, где прежде сидел Дмитрий-внук. 3 августа 1536 года Юрий Углицкий скончался (19, 292). Женат он не был и потому наследников не оставил. Его удел отошел к великому князю — младенцу Ивану IV.

Следующий по старшинству брат, Дмитрий Иванович Углицкий по прозвищу Жилка (1481–1521), также не был женат, и его выморочный удел перешел к великому князю. Около 1520 года он имел какое-то столкновение со своим старшим братом, однако дело завершилось мирно (152, 131).