Иван III

Итак, настало время для бедного Василия II убедиться в верности слов Того, кто предупреждал: «Какою мерою мерите, такою отмерено будет вам» (Мк. 4: 24). Какой же наивностью или самонадеянностью нужно было обладать, чтобы в столь переменчивое время пренебречь этим грозным предупреждением!

В ночь с 16 на 17 февраля 1446 года Василий II был ослеплен в московском доме Дмитрия Шемяки.

Некоторые летописи сообщают страшные подробности этой казни. Дмитрий Шемяка велел своим людям приступить к делу. Они отправились в комнату, где находился князь Василий, набросились на него, повалили на пол и придавили доской. Конюх по прозвищу Берестень ножом ослепил князя, при этом сильно поранив ему лицо. Сделав свое дело, палачи ушли, оставив потерявшего сознание Василия «яко мертва» лежать на залитом кровью ковре (27, 260).

Пережитая трагедия удивительным образом возвышает человека. Из кровавой купели отец Ивана Великого вышел уже не тем жалким неудачником, каким он был прежде. На его изуродованное ножом конюха лицо лег отсвет загадочной славы древних страстотерпцев Бориса и Глеба. В его трагической слепоте, в темной повязке, навсегда скрывшей верхнюю часть его лица, современники узрели нечто вещее. На сцене русской истории появился неповторимый и по-своему величественный персонаж — Василий Темный.

Князь Иван Можайский, захвативший Василия II и его бояр в Троицком монастыре, был настолько поглощен выполнением своей главной задачи, что как-то позабыл о его малолетних детях. Оба княжича — шестилетний Иван и пятилетний Юрий — находились в монастыре вместе с отцом. В начавшейся суматохе верные слуги спрятали детей в каком-то укромном месте. На их счастье, Иван Можайский не стал задерживаться в обители. Со своей драгоценной добычей он поспешил назад, в Москву, где его с нетерпением ожидал Дмитрий Шемяка. Единственное, что успели сделать можайцы, — это дочиста ограбить людей из свиты Василия II. Недавних спесивых придворных, по свидетельству летописца, «нагих попущаша» (20, 69). Едва ли это всего лишь метафора: в ту скудную пору даже одежда была немалой ценностью…

Черные всадники исчезли в снежной мути так же стремительно, как и появились. Но и после отъезда можайцев детям Василия пришлось еще несколько часов просидеть в своем убежище. Их доброхоты смогли объявиться только с наступлением темноты. На то были свои причины. Троицкие иноки, судя по всему, сильно недолюбливали Василия II и сочувствовали восстанию Шемяки. Обнаружив княжеских детей, они могли отправить их в Москву вслед за отцом.

Под покровом темноты верные слуги вывезли обоих княжичей из монастыря. Пробиваясь сквозь снежные заносы, маленький отряд двинулся на восток, в сторону Юрьева Польского. Там, в селе Боярове, находился центр обширной вотчины братьев Ряполовских. Потомки младшего сына Всеволода Большое Гнездо, князя Ивана Стародубского, они дотоле были скромными статистами русской истории. Теперь настал их «звездный час». Старший из братьев, князь Иван, был, по свидетельству летописи, «дядькою» (воспитателем) княжичей Ивана и Юрия (27, 260). Вместе с братьями Семеном и Дмитрием он решил спасти сыновей Василия II от опасности. Что двигало этими людьми: благородный порыв или дальновидный расчет? Любовь к Василию II или ненависть к Дмитрию Шемяке? Не знаем. Ибо нет у истории большей тайны, чем тайна причин, по которым совершает человек то или иное свое деяние…

Взявшись спасать княжеских детей, Иван Ряполовский должен был подыскать для них более надежное убежище, нежели свой боярский двор. Поразмыслив, он собрал своих людей и вместе с княжичами двинулся на юг, в Муром. Они обошли стороной Владимир и благополучно достигли цели. Выбор Ряполовского вполне понятен: муромские воеводы еще совсем недавно захватили Шемякиных послов и потому не могли рассчитывать на его милость. Кроме того, из Мурома было рукой подать до кочевий хана Улу-Мухаммеда, который мог со своей ордой прийти на помощь Василию II или же, по меньшей мере, предоставить убежище его сыновьям. А пока муромская крепость была приведена в боевую готовность на случай нападения сил Дмитрия Шемяки.

Князья Ряполовские оказались далеко не единственными представителями знати, отказавшимися признать победу галицкого семейства. Внук героя Куликовской битвы Владимира Серпуховского и шурин Василия II, князь Василий Ярославич Серпуховской, не желая поклониться Галичанину и предчувствуя скорую опалу от него, бежал в Литву. К нему присоединился известный воевода, князь Семен Иванович Оболенский. Обоих с почетом принял польский король Казимир IV (1446–1492), предоставивший беглецам в управление Брянск, Гомель, Стародуб и Мстиславль. Туда же устремился и другой непреклонный сторонник Василия II — Федор Басенок.