Иван III — государь всея Руси. Книги 4,5

Присяга, принимаемая каждым отдельно и вслух, затянулась до самого обеда, а поэтому, когда она окончилась, великий князь кратко сказал:

— Все, что для похода надобно, через седмицу должно быть готово. Когда придет из Орды Лазарев, нам бы более не готовиться, а идти ратями прямо к Новугороду. Сей же часец митрополит Геронтий вознесет к Господу молитву перед трапезой, а засим прошу всех к столу моему.

В последние дни, когда все уже к походу готово было, томился и волновался великий князь, а с ним и его близкие, ожидая из Орды посла своего Лазарева, Димитрия Елизаровича. Ждали его самое позднее на пророка Иоиля, а он приехал из Дикого Поля на третий день, октября двадцать первого, к обеду, но все было к добру. Димитрий Елизарович подтвердил все вести от царевича Даниара. Принял Лазарева великий князь тотчас же, пригласив к трапезе в своих хоромах. За столом были оба великих князя и дьяк Курицын.

— Рад тобе. Садись с нами, Димитрий Елизарыч. Изопьем кубок за приезд твой, и сказывай, какие дела в Орде, что Ахмат деет и что против нас замышляет…

Принимая кубок с крепким медом, Лазарев взволнованно заговорил:

— Будь здрав, государь, на многие лета! Да пошлет тобе Господь успеха в великих делах твоих.

Сев за стол по знаку государя и наскоро закусив жирной жареной бараниной и куском горячего курника, посол столовым ручником тщательно обтер себе руки, рот, усы и бороду. Приняв от дворецкого второй кубок со сладким медом, он начал доклад свой:

— Повестую тобе, государь, что слышал от царя Ахмата и ближних его. Отпуск от него получил из Орды яз заочно, ибо он с войском своим воевал уж тогда в Поле, приближаясь к Перекопи крымской. И грамот от него у меня нету…

— Сие не суть важно, — заметил Иван Васильевич, — мне ныне самое главное — ведать, надолго ли Ахмат увяз в распрях басурманских. Можем ли мы рати свои без страху на ворогов послать, угрозы не боясь с тылу? Как о сем ты, Димитрий Елизарыч, сам мыслишь? Тобе в Орде-то видней было.

— Мыслю, государь, — ответил Лазарев, — хватит им грызни сей и безрядья всякого не менее, как года на два с Крымом одним. Далее же неведомо, что султан турецкий содеет, как у него дела с Ахматом пойдут. Бают, визирь султанов Ахмед-паша — воевода вельми хитр и грозен, а вои турские крепки и без страха…

— Ну, а как внутри Орды? — спросил великий князь.

— Беспорядок, неурядица, государь, и грызня, — ответил Димитрий Елизарович. — Ханы, мурзы друг на друга ножи точат. Есть и у самого царя в Орде вороги. Ныне, государь, в Орде нету прежней силы и крепости. В раздор идет все. Турки куды крепче татар…

— Добре, добре, — заметил великий князь, — как в Диком Поле?

— Так же, государь, — продолжал Лазарев, — грабеж и разбой. Всякие князьки татарские с уланами да казаками своими везде рыщут, а ныне и на самый Батыев улус[76] оглядываются. Блазнит их, что царь-то Ахмат на походе…

Окончив трапезу, великий князь поднялся со скамьи и перекрестился на образ. Довольный докладом, он милостиво молвил Лазареву:

— Ну, иди, Димитрий Елизарыч, к собе. Отдохни с пути-то. Вечером же побай подробнее с Федор Василичем, а он мне все доведет. Утре-то ведь яз большим поездом иду к Новугороду, миром. И о сем тобе Федор Василич все скажет.

Обратившись к дьяку Курицыну, Иван Васильевич продолжал:

— Ты тоже иди. Воеводам яз дам приказ днесь же, а утре, к раннему завтраку, принеси мне изборник грамот об изменах новгородских и приведи дьячка толкового, который ведает все нужные нам грамоты и может со мной поехать. Яз его ранее сам испытать хочу…

На другой день, задолго до раннего завтрака, когда Саввушка, любимец великого князя, подавал умывшемуся государю утиральник, вошел молодой великий князь.

— А, Ванюшенька! — обрадовался Иван Васильевич. — Самый ранний, самый дорогой гость мой!

— А ведаешь, государь-батюшка, пошто я твой наиранний гость? — улыбаясь, спросил Иван Иванович, и сам же ответил: — Затем, дабы с тобой без чужих по душе баить!

Он крепко схватил руку отца и горячо поцеловал, а Иван Васильевич обнял его за плечи и повел в свою трапезную.

— Батюшка! — говорил по дороге Иван Иванович. — Помню яз все советы и наказы. Сколь сил хватит, буду их выполнять тобе в помощь, буду на страже стоять дел наших!..

Государь взволновался, крепче прижал к себе сына и, вспомнив, как говорила ему когда-то бабка Софья Витовтовна, ее словами ласково молвил сыну:

— Любимик ты мой!..

За завтраком Иван Васильевич, положив руку ему на плечо, спросил:

— А ведаешь, сынок, пошто яз миром к Новугороду иду?

— Обидных людей защитить, наказать сильников, — ответил Иван Иванович, — ворогов наших смирить…

Великий князь усмехнулся с добродушной насмешливостью и молвил:

— Истинно, но сие токмо мелочь. Главное-то — земля новгородская. Вотчины святой Софии, боярские и монастырские земли брать надобно. Сие главный удар: у Господы он все корни подрежет, а нам будет куда помещиков сажать за ратную их службу…

Иван Иванович задумался — он не совсем понимал отца. Иван Васильевич заметил это.