Иван III — государь всея Руси. Книги 4,5

Когда работа водяного молота прекратилась, маэстро Альберти снова обратился через своего толмача к государям:

— Это железо будет ковко и тягуче. Из него можно ковать сабли, копья, ножи, топоры, серпы и косы, а потом закалить твердо, придав им великую крепость и остроту. Из этого же железа хорошо лить и малые пищали-рушницы, из которых с рук можно бить огненной стрельбой…

Оба государя, весьма довольные работой Пушечного двора, благодарили маэстро Альберти, а тот, сияя от радости, обратился к молодому государю по-итальянски:

— Прошу вас пожаловать сюда через шесть дней. Увидите, как я лить буду колокол для Чудова монастыря…

Когда государи в сопровождении своей стражи выехали с Пушечного двора, Иван Иванович сказал отцу:

— Верю, будет ныне у нас так много своих пушек и пищалей, что сможем снарядить мы пушкарские полки для нашего постоянного войска.

— И яз хочу сему верить, Иване, — задумчиво ответил государь. — Токмо одного мастерства и Пушечного двора еще мало. Надобно много нам железа и меди, а руды мы добываем мало, особливо медной, которой, почитай, нет совсем. Мало у нас о меди разведано. Надобно нам рудознатцев поболее из-за рубежей набрать. Немцы же нам всякие препоны чинят…

Осмотрев домницы, в этот день великий князь обедал у сына вместе с Курицыным, дьяком Посольского приказа.

К концу обеда начальник стражи молодого государя Ивана Ивановича доложил:

— От хана Ивака Шибанского вестник из Поля пригнал. Разумеет он добре по-русски. С ним конников человек десять, на дворе они остановились.

— Данила Костянтиныч, — сказал государь дворецкому, — принимать вестника буду в передней, а пока пусть подождет в караульне. Угости его и конников. После, судя по вестям, укажу тобе, где на посольском дворе отдыхать им, какой корм давать и на какое время. Идите к татарам.

Дворецкий и начальник стражи вышли, а Иван Васильевич, обратясь к Курицыну, молвил:

— Мыслю, вести сии о распрях ордынских…

Разговор перешел на слухи о смутах и развале в Большой Орде, причем дьяк заметил:

— О сем токмо слухи, прямых вестей нет даже от Данияра-царевича.

Окончив трапезу и вставая из-за стола, Иван Васильевич проговорил задумчиво:

— Может, шибанские и ногайские татары более об Орде ведают?

— Яз мыслю, государь-батюшка, — быстро сказал Иван Иванович, — хан Ивак ведает о чем-то…

— Верно, — подтвердил Курицын, — может, к безрядице-то ордынской и хан Ивак руку приложил и ныне помощи у тобя, государь ищет.

— Пошто гадать нам о сем, — усмехнувшись, прервал государь дьяка. — Сей часец вестник ханский сам все подробно расскажет. Идем в переднюю, а ты, Данилушка, приведи с нашей стражей вестника ногайского…

Ногаец, войдя в переднюю, распростерся ниц на ковре перед престолами государей, оперся на подбородок и воскликнул:

— Живите сто лет, государи — царь Руси Иван и великий кназ Иван!

— Встань, — приказал Иван Васильевич, — и повестуй.

Вестник вскочил, приложив руку ко лбу, к сердцу, поклонился и стал говорить:

— Повестует хан Ивак-Ибрагим, сын Шейбани-хана, младшего брата Батыя, из великого рода Чингиза: «Да живи сто лет, царь Руси Иван! Из всех ханов и мурз, которые кочуют в Джаицких степях[100] от Каменного пояса до берегов Хвалынского моря, яз един наследник Сарая, юрта Батыева, шлю тобе селям, яко брат брату. Сведав о победе твоей над Ахматом и бегстве твоего и моего ворога, яз с казаками своими, шибанскими и ногайскими, погнался за ним по Дикому Полю, настиг в степях приазовских, возле устья Малого Донца. Здесь Ахмат уланов своих распустил и на зимовку становиться стал. Яз же ночью подкрался, окружил с казаками царскую Белу вежу, а на рассвете ворвался к Ахмату и своими руками заколол насмерть его спящего. Всех жен его и дочерей захватил, всю казну, животину и полон великий с собой повел: девок и женок молодых, мужиков и парубков. Помню яз о дружбе отца моего с Русью и шлю тобе радостную весть — злодей твой в могиле».

Татарин замолчал, а Иван Васильевич, переглянувшись с дьяком Курицыным, спросил:

— А как ныне в Большой Орде?

— Сыны Ахмата и братья его, — ответил вестник, — за Сарай и Цистрахан[101] спорят…

— Добре, — остановил его государь, — дворецкий мой отведет тобя и конников твоих на постой при посольском дворе и даст вам полное угостье. Брату же моему, хану Иваку, да живет он сто лет, грамоту пошлю и подарки. И тобя пожалую. Вборзе призову, а топерь иди…

Вестник снова пал ниц, затем встал и, почтительно пятясь до дверей, вышел, сопровождаемый дворецким и стражей.

— Неспроста, государь, сие вежество и ласки татарские, — сказал Курицын.

— Ведомо, — подтвердил Иван Васильевич. — Вишь, род-то свой вспоминает от Чингиз-хана. Един, мол, наследник на Батыев стол. Орду воскресить хочет. Нам сего не надобно. Стены у Ахмата остались, пусть их делят Орду надвое. Помочь им в сем придется. Потом и хан Ивак, даст Бог, с ними заратится. Пусть…

— Значит, всем троим добра желать, — весело воскликнул Иван Иванович, — а перережут они друг друга сами? Пусть все якобы без нас под горку катится…