Иван III — государь всея Руси. Книги 4,5

— Сие все так, Иване, — заметил старый государь, — запомни главное: государю надобно зрить не токмо днешнее, а и то, что через многие лета будет. Посему мыслю яз и до взятия Пскова и после многие льготы смердам дать. Сии мужи — крепкие хозяева и торговцы — не что ведь иное, а лен сеют. Годны они, дабы и из них порубежных помещиков изделать, яко изделали мы помещиков из холопов опальных бояр новгородских. Они и ныне первые из псковичей немецких ворогов на собя принимают. Нам, а может, детям и внукам нашим, они главным оплечьем еще долго будут против Ливонии. Может, уж тобе даже придется испомещать их, то ты земли им поболее прирежь, дабы работников и холопов еще более собе завели. Они же тобе и воями будут.

В это время, слегка скрипнув, отворилась дверь. Боярыня Степанида Федотовна, радостная и взволнованная, вскочила в трапезную.

— Бог сына дал! — воскликнула она. — Государыня здрава, благополучна. Когда же, государи, молебен петь будут в крестовой, забегу покличу вас.

Иван Иванович, побледневший сначала и окаменевший, вдруг ожил и, радуясь и плача, бросился обнимать отца.

— Батюшка, сын у меня! — восклицал он. — Сын ведь, батюшка! Сын!..

Отец, отерев ладонями слезы со щек, перекрестился и проговорил:

— Продлил Господь род наш. Да горит свеча от свечи, да не угаснет вовек!..

На четвертый день после рождения сына, октября четырнадцатого, Иван Иванович сидел у отца за ранним завтраком и, в ожидании дьяка Майко, весело беседовал.

— Хочу тобе и сношеньке, — говорил старый государь, — подарить нечто «на зубок». Хочу, что матерь твоя получила в наделок, вернуть сыну и внуку ее.

Иван Иванович с благодарностью поцеловал руку отца и молвил:

— Сие будет великой радостью Оленушке, ставшей ныне через сына моего кровной родней нашей…

В это время вошел и поздоровался с государями дьяк Майко.

— Будь здрав и ты, — ответил ему государь, — садись. Как новгородцы-то?

— Ночесь токмо привезли их. Мужья на дворе боярина Товаркова, Ивана Федорыча, а жены их с детьми малолетними в иных местах за приставы посажены. Начальник стражи весть привез от наместника твоего. Воротился из бегов в Литву боярин новгородский Иван Савелков токмо сам-третей! Король его не пожаловал, не принял, а опричь того свои же челядинцы ограбили да бросили его…

— И добре изделали! — смеясь, заметил Иван Васильевич. — Ты вот, Андрей Федорыч, вестовым гоном оповести Якова Захарыча, дабы вотчины его к коромольной землице прибавил, а летуна сего поимал…

— Сей птице Яков Захарыч соли на хвост насыплет! — воскликнул Майко. — Более никуда уж не полетит…

Все слегка рассмеялись.

— Ну, иди с Богом, Андрей Федорыч, да пришли-ка мне сей же часец Димитрия Володимирыча.

Когда дьяк вышел, Иван Васильевич оживленно прошелся несколько раз вдоль трапезной и, остановясь у стола, налил до краев два кубка самым дорогим заморским вином и молвил:

— Пью за тобя, сын мой, за сноху мою и за внука моего, нареченного Димитрия…

— И за тобя, батюшка мой и государь! — чокаясь, воскликнул Иван Иванович.

Поставив пустой кубок на стол, Иван Васильевич с радостной и в то же время печальной улыбкой смотрел на сына, допивавшего вино. Когда же тот поставил тоже пустой кубок на стол, сказал ласково:

— Хорошо тобе, Иване. Позади тобя — яз, впереди тобя — Димитрий.

Помолчав, он добавил:

— Впереди же меня — ты, а позади — токмо смерть…

Дверь отворилась, и вошел казначей государев, боярин Ховрин.

— По приказу твоему, государь, — сказал он, поклонился и поздоровался.

— У меня к тобе, Димитрий Володимирыч, недолга беседа. Прикажи принести сюды все из саженья[131] покойной великой княгини моей Марьи Борисовны, Царство ей Небесное!

Ховрин растерялся, побледнел и со страхом глядел в лицо государю. Иван Васильевич почуял что-то неладное. Брови его сдвинулись, руки стали слегка дрожать…

— Сказывай, — глухо произнес он.

— Все сие взяла собе княгиня твоя Софья Фоминична…

— Как ты, злодей, смел позволить? — закричал Иван Васильевич в бешенстве. — О голове своей забыл?

Глаза его горели беспощадной злобой. Ховрин упал на колени.

— По приказу твоему, государь, — с трудом, дрожащим голосом выкрикнул он, теряя соображение. — По приказу твоему…

— Лжа сие! Сказывай правду, а то будет тобя Товарков спрашивать.

— Помилуй, государь, дай мне слово. Забыл ты, государь, как было…

Иван Васильевич, преодолев гнев свой и не спуская глаз с Ховрина, тихо проговорил:

— Встань и сказывай.

Ховрин оправился от страха.

— Сие было, государь, в лето шесть тысяч девятьсот восемьдесят второе,[132] когда царевич Андрей Фомич дочерь свою, Марью Андревну, из Рыма привез…

— Ну? — нетерпеливо молвил государь.

— Сие можно по описям проверить, — продолжал уверенно Ховрин. — Супруга твоя, желая дарить брата и племянницу, приказала именем твоим дары для выбора ей приготовить…

— Помню, — тихо молвил государь.

— О сем яз тогда довел тобе, а ты мне приказал: «Из камней, злата и серебра токмо по четвертому списку и ниже». Яз спросил тобя: «А из женска портища?» Ты же мне приказал: «Сие по ее выбору». Она и выбрала все из наделки светлой памяти покойной княгини твоей.